Отправлено: 11.10.10 22:49. Заголовок: bring it back to you and me

дата и время: 6 сентября 1977; после обеда
место: Министерство Магии, 10 уровень, один из залов суда
действующие лица: Jeremy Cavendish &<\/u><\/a> Rowan Bloxam
события: it’s weighing heavy on your mind, but I know, we’ll make it all alright. There’s no one else around, nothing else matters - it’s just the two of us. And if it all falls down, I know, we’re strong enough. I’m not giving up.

 Отправлено: 12.10.10 20:29. Заголовок: Слишком много людей,..

Слишком много людей, вечно спешащих куда-то по своим делам, разбирающим на ходу бумаги и разговаривающих с другими волшебниками; слишком много запутанных коридоров и, хотя на каждом этаже объявлялся отдел, но Блоксам думала, что все равно непременно что-то напутает. До этого она считала, что хуже хаоса, чем послеобеденное время в Хогвартсе не существует, но оказалось, что школа была лишь подготовкой к тому, что ее ждало в Министерстве магии. Взглядом выискивая указатели – Мерлин, ну разве нельзя было повесить их на каждом шагу? – девушка крепко сжимала в руке папку с важными бумагами, которые должна была отнести начальнику; оставить их где-то, забыть на случайной скамейке было сродни смертному приговору. Особенно во второй рабочий день. Первый, надо признать, выдался не таким уж ужасным, может потому, что ей пришлось тут же столкнуться с непосредственной практикой, устраняя последствия случайного волшебства в одном из спальных районов Лондона. Сегодня же ее ждал целый день в Министерстве, работа с бумагами, заполнение отчетов, и – самое главное – судебное заседание, в котором она выступала экспертом и никак не могла опоздать. В погоне за пунктуальностью, Блоксам отыскала нужный зал суда куда быстрей, чем предполагала, а потому явилась туда одной из первых, заняв место и принявшись перечитывать отчет, дабы не забыть ни одну деталь, когда ее вызовут давать показания.
Чем больше она ожидала слушания, тем меньше волновалась: оказалось, что она хорошо выучила текст и зря не спала перед этим почти всю ночь, редактируя его десятки раз, чтобы все слова ложились ровно, не было ничего лишнего или, не приведи Мерлин, трактующегося двояко. Так же важным аспектом была одежда: выбор и примерка различных вариантов заняли у бывшей хаффлпафки не меньше часа, зато теперь она чувствовала себя вполне уверенно: строгость покроя придавала ее образу серьезность, однако облегающие все ее природные достоинства линии не делали наряд излишне скучным. Блоксам чувствовала себя так, словно верно выполнила все домашнее задание и была готова с радостью представить его, как только ее вызовет судья. Последний не стал затягивать дело: как только началось слушание, он довольно быстро опросил сторону обвинения и защиты, затем всех свидетелей и, наконец, вызвал Ровэн. Небольшой румянец тронул щеки девушки, однако ее голос оставался ровным, когда она рассказывала заготовленный текст. Ее выступление едва ли длилось больше пары минут, однако затем, когда ей разрешили сесть на место, Блоксам чувствовала себя вполне удовлетворенной, блестяще справившейся со своим заданием. Вскоре слушание подошло к концу и, объявив решение, судья позволил всем разойтись; Ровэн чуть помедлила, пропуская вперед многочисленных волшебников, которые с важным видом обсуждали заседание; девушка оглядывала их приветливым взглядом, гадая с кем из них ей еще предстоит познакомиться по долгу службы. В череде этих многочисленных новых лиц, светловолосая неожиданно заметила и то, которое до этого бережно хранилось в ее памяти. Решив сперва, что ей попросту показалось, девушка встала на носочки, чтобы лучше разглядеть фигуру мужчины, и ее догадки подтвердились.
- Мистер Кавендиш! – окликнула она его, чтобы мужчина заметил ее и подождал, пока светловолосой удастся добраться до него, протискиваясь сквозь волшебников и то и дело извиняясь перед ними.
Приятные воспоминания тут же нахлынули на Ровэн, эта встреча стала самой приятной из тех, что могли бы у нее быть. Но при этом в сложившейся ситуации чувствовалась повисшая в воздухе неловкость: в последний раз, когда они виделись, она была всего лишь нерешительной школьницей, называвшей его по имени; сейчас же, она уже не могла позволить себе начать разговор с того же незатейливого приветствия, что были у них до этого. Несколько месяцев полного прерывания всяких контактов невозможно было преодолеть просто так, за каких-то пару минут. Но это не означало, что невозможно было вернуть то, что некогда было так необдуманно утеряно; теперь Ровэн готова была первой проявить инициативу, чтобы наверстать упущенное.
- Здравствуй, Джереми, – мягко улыбается девушка, наконец добравшись до мужчины. Она с такой теплотой произносит его имя, словно одно оно является неким волшебным для ее ушей звуком, от которого сразу же становится уютней. – Столько времени прошло с нашей последней встречи, но я не оставляла надежду, что когда-нибудь мы вновь увидимся и вот… - Ровэн затихла, вглядываясь в столь привычные черты лица Кавендиша и находя, что он ни капельку не изменился. Остался именно таким, каким она помнила его, и все так же неизменно ассоциировался у нее с героем, готовым защищать и отстаивать до последнего справедливость. Он остался таким же, а вот она, должно быть, изменилась. По крайней мере, сама Ровэн очень на это надеялась, иначе она вновь начнет смущаться, если мужчина попробует взять ее за руку. Но, к огорчению светловолосой, подобных желания Джереми не проявлял, а Ровэн тем временем начала беспокоиться уж не женился ли он за то время, пока она пыталась справиться со своими внутренними демонами. Взгляд девушки опустился вниз, исследуя руки аврора и, к облегчению, не нашел там кольца. Однако, это не свидетельствовало о том, что у Кавендиша не было постоянной девушки.
- У тебя не слишком много дел? – смело продолжала она, не желая останавливаться на паре приветственных фраз. – Сейчас обеденный перерыв, может согласишься выпить со мной чашечку кофе? – Блоксам непринужденно пожала плечами, будто между ними ничего и не изменилось; будто бы и не было совершенно этих нескольких месяцев тишины, за которые можно было совершенно попрощаться с призраком того, кто некогда был дорог. Можно было просто забыть, но ведь Джереми не мог так поступить; он должен был помнить: их письма, их доверительные беседы, и, может даже, нечто большее, чего когда-то хотелось и ему – Ровэн прекрасно помнила те неуверенные намеки, на которые она, наконец-то, готова была ответить. - Или, может, горячий шоколад? – заговорщицки подмигнула светловолосая.
***
Зима в этом году выдалась на удивление морозной, а потому, хоть на календаре уже давно значилась весна, под ногами все еще хрустел снег. Ровэн закутывает озябшие руки в длинный черно-желтый шарф и ходит взад-вперед, пытаясь не столько согреться, сколько унять волнение. Она всегда волновалась перед встречей с ним, как тогда, в первый раз, когда до конца и не верила, что Джереми сможет ради встречи с ней приехать в Хогсмид. Это было настолько нереально, что никак не могло уложиться в голове светловолосой: одно дело посылать письма, а другое вот так срываться с места и тратить выходной на то, чтобы пересечь половину страны. В тот день Блоксам волновалась так, как не волновалась даже при сдаче экзаменов, проклиная себя на излишне обостренную наивность, но Джереми не обманул ее, он действительно пришел. С тех пор, Блоксам думала, что каждая последующая встреча не будет отныне вызывать в ней такую бурю эмоций, но она ошиблась: Ровэн все так же волновалась, каждый раз как в первый, и постоянно думала о том что же будет, если он не придет. Мысли о самом неприятном развитии событий никак не покидали ее, проигрывая десятки вариантов, и, когда все они подходили к своей кульминации, а состоянии Блоксам было близко к панике, среди прохожих виднелась фигура Джереми и холодные тиски, до того сжимавшие сердце хаффлпафки, тут же отпускали, а дурные мысли казались совершенно глупыми.
Все переживания и неприятности уходили на задний план, когда он приезжал к ней. На пару часов Блоксам откладывала в сторону все сомнения и пессимистические мысли, позволяя себе просто наслаждаться моментом, теплой беседой и ароматом горячего шоколада, который стал традицией их встреч. Когда они нырнули в теплое помещение лавочки госпожи Лапулис, Ровэн уже во всю рассказывала мужчине о событиях последних нескольких дней, которые не успела описать в письме. Она трещала без умолку и порой казалось, что совершенно не давала вставить Кавендишу и слова, пока они снимали верхнюю одежду, садились за уютный столик у окна, и, как всегда, заказывали по чашечке горячего шоколада.
- В самом деле, он превратил его в жабу! – увлеченно рассказывала Ровэн. – И несчастный Саммерхаус пробыл в таком виде до тех пор, пока его не расколдовала Макгонагалл!
Блоксам заливается звонким смехом, утихая только тогда, когда к ним подходит официантка, в своей пышной шуршащей юбке, и приносит заказ – две чашки ароматного горячего шоколада, самого вкусного во всем соединенном королевстве. Светловолосая принялась активно размешивать шоколад чайной ложкой, попутно думая о том, что слишком много сегодня болтает и стоит позволить Джереми вставить хотя бы пару фраз в их сегодняшнюю беседу. Смутившись за собственную несдержанность, хаффлпафка заправляет выбившийся из тугого хвоста локон волос за ухо, и, словно извиняясь, спрашивает: - А как твоя работа? Я всегда мечтала о должности в Министерстве после окончания школы.
Лавочка госпожи Лапулис была местом весьма уютным: белые скатерти, красные лампы-фонарики, ароматный запах кофе и стеклянная витрина с различными пирожными, которые не могли оставить равнодушным ни одного посетителя. Кроме того, лавочка находилась в отдалении от главной дороги Хогсмида, а значит основная толпа студентов заседали в Трех метлах или же Кабаньей голове, тогда как публики у госпожи Лапулис было немного, но преимущественно она состоялась из волшебников, любящих почитать книгу за чашечкой чего-то ароматного. Это было идеальное место для встреч студентки Хогвартса и аврора: вдалеке от лишних глаз, от постороннего непонимания или осуждения. В этом месте Блоксам преображалась: из застенчивой, молчаливой хаффлпафки она превращалась в веселую молодую девушку, готовую задорно болтать о всякой ерунде весь вечер напролет. Здесь было свободно – и дело отнюдь не в количестве посетителей лавочки – пересекая порог этого заведения, Ровэн будто оказывалась в другом мире, где она могла всецело предаться мимолетному мгновению счастья, не оглядываясь на те неприятности, которые поджидали ее за стенами лавочки.
Особой популярностью лавочка госпожи Лапулис пользовалась только на день святого Валентина, когда все помещение наполняли парочки влюбленных студентов, желающих в этот особенный день особо романтического свидания: ради них лавочка преображалась, ее украшали многочисленными сердечками, фигурками ангелов и ароматическими свечами. В остальное время студентов здесь не наблюдалось, однако сегодня чей-то пытливый взгляд явно пилил Ровэн; чуть повернувшись, девушка увидела за соседним столиком несколько своих однокурсниц, непонятно зачем оказавшихся в лавочке. Главной среди них была Сьюзан Миллер – первая красавица факультета, с длинными темными волосами и прекрасным загаром в любое время года. Сьюзан с легкостью окружала себя вниманием, легкомысленными подружками и разбитыми сердцами поклонников, и никогда прежде она не проявляя к Блоксам никакого внимания, за что хаффлпафка была ей благодарна. Сейчас же, испытывая на себе этот гнетущий взгляд, Ровэн готова была провалиться сквозь землю, ей вдруг стало крайне не по себе, а – самое ужасное – появилось чувство стыда, словно ее застали за чем-то неприличным.
Все тело Блоксам превратилось в натянутую струну, а от былого веселья не осталось и следа. Последний каплей стали девичьи смешки за соседним столом; даже если они и не были направлена в сторону Ровэн, но ее обостренная паранойя в этот момент окончательно взбунтовалась.
- Может мы пойдем прогуляемся? – спрашивает светловолосая, стыдливо потупив взгляд в стол.

 Отправлено: 16.10.10 17:45. Заголовок: внешний вид: чёрная ..

внешний вид: чёрная строгая кофта под горло, лакированные ботинки, серые брюки сшитые по фигуре, на левой руке висит аккуратно сложенная чёрная мантия;

Кто-то должен был выполнять ту часть их работы, которая совсем не привлекала своей опасностью, здесь не нужны были герои или мало-мальски смышлёные вояки. Здесь ценились молчаливые и крайне терпеливые бумажные крысы, которые не мечтали о подвигах во имя справедливости или, хотя бы, во имя безопасности собственной же семьи. У них не было никого, и лишний галлеон поверх зарплаты за не пыльную работу на ногах был им важнее, чем долг. Нужны были тихие и спокойные, мечтающие просидеть ещё один рабочей день за узким дубовым столом до тех пор, пока не затрутся штаны, а после, словно по звонку, смахнув вещи в свой дешёвый портфель отправиться в соседний, за углом, сальный паб, где стаканы блестели лишь однажды, когда их только достали из коробки. Кавендиш не был способен понять, что такие люди делают здесь, среди настоящих авроров, как имеют право приписывать свои имена в списки настоящих героев. Однажды, когда он был ещё стажёром, ему довелось услышать душераздирающую историю о том, как один такой клерк, оказавшийся вовремя на своём месте в департаменте смог в кратчайшие сроки отыскать нужные бумаги и передать их своим коллегам, чтобы провернуть какую-то операцию под прикрытием. Тогда ирландцу эта история показалась настолько смешной, что он не смог сдержать смех, который в странноватой тишине кабинета, заполненного новичками, показался всем слишком не к месту. Его отчитали, сказали, что со временем он сможет понять значимость любого вида работы, которую выполняют в их отделе. Но прошло уже много лет с того самого выговора, и, проблема в том, что ничего не изменилось. Разве что эти ручные крысы на порядок быстрее его выполняли всю бумажную волокиту с отчётами и официальными разрешениями. Даже сейчас, стоя в зале суда и чувствуя, как время просачиваясь сквозь плотно сжатые пальцы бесследно, почти бесполезно ускользало от него, Джереми не понимал, в чём заключались подвиги тех, кто добровольно вызывается наблюдать за проведением судебных разбирательств, напрямую связанных с работой аврориата. Немой наблюдатель давно решённого дела, стоящий для проформы, он не мог сосредоточиться на всём процессе целиком, улавливая каждое слово, как это было положено. До его ушей доходил лишь окончательный приговор, который означал, что до обеда осталось ещё одно дело, остальные нюансы процесса совсем его не привлекали, эту схему он выучить наизусть уже давно. И умел получать удовольствие от того, как под звонкое, раскатистое эхо из под судебного молотка в зале без окон доносилось до каждого, сидящего здесь, и очередной ублюдок получал то, чего был достоин. В такие моменты аврору нравилось наблюдать за тем, как наглая, самоуверенная гримаса на лице осуждённого снова кривится и превращается в живой страх. И каждый из них неумело пытается скрыть его неуклюжей улыбкой и проклятиями, что тёмным, невидимым дымом выдавливает из самих лёгких, но никого это уже не заботит.
Не прошло и пяти минут, как зал опустел и моментально начал снова наполняться, ему начинало казаться, что в последнее время в мире развелось слишком много преступных паскуд, которые всё никак не хотели умерить свой пыл, не давая судебному механизму заржаветь от простоя. Одно слушание тут же сменялось другим, и вместо настоящей работы ему предстояло провести весь день на ногах, неподвижно стоя в набитом зале. И всё это потому что его утро омрачила неудачная встреча: он просто подвернулся под руку вышестоящим, и оспаривать приказы было не в его привычках. Тяжело вздохнув, Кавендиш почувствовал, что ему не хватает воздуха, здесь становилось душно с каждой минутой, ему не хватало места и хотелось куда-нибудь сбежать. Он был почти уверен в том, что никто бы и не заметил его пропажи, но выдрессированная годами ответственность приковала ноги аврора стальными цепями к мраморному полу, делая из него пленника работы своей мечты.
За несколько километров толстых стен, запутанных коридоров и битком набитых людьми кабинетов в бликах яркого осеннего солнца переливался тёплый дождь. Лондон в это время года нравился ему даже больше, чем бескрайние просторны родной Ирландии или вечного Рима, сегодня в тон дождливому сентябрю в неестественно зелёных глазах Джереми появился неожиданный блеск, который несколько выделялся на фоне судебного зала с приглушённым светом. Чей-то громкий голос, напоминавший ему зазывалу в цирке, нараспев произнёс имя, которое в последние несколько месяцев частенько всплывало у него в голове каждый раз, когда он оставался один. Пытаясь заполнить себя изнутри чем-то другим, работы не всегда хватало, чтобы постараться просто забыть о всей этой глупой школьной истории, но, как оказалось позже, выкинуть из головы кого-то, кто стал тебе по-настоящему дорог, не самая простая задачка даже для такого твердолобого вояки, как он. Кавендиш почувствовал, как его тело будто бы вытягивается в струну от непонятного напряжения, которое он был не в силах контролировать. Заметив, как стройная фигура ещё совсем юной девушки грациозно проскальзывает между рядов, чтобы подойти ближе к судье со своим непременно отрепетированным до блеска докладом. В своей идеальной безупречности Ровэн снова вдребезги разбила стену, которую он так старательно воздвигал между её именем и собой, чтобы поскорее излечиться от того, что считал напастью, отравляющей его сложенную словно по нотам жизнь, руша баланс его внутреннего равновесия к которому он привык ещё с детства. Ему было плевать на всю эту вежливость и правила поведения, Джереми ничего не мог с собой поделать, внимательно наблюдая за каждым её жестом, ему было совсем не интересно слушать её рассказ, он ловил звук голоса блондинки, понимая, что и это тоже ему до сих пор чертовски нравится в ней.
Он точно знал, что она найдёт его сама, шутки ради или из-за неизбежности того, что рано или поздно даже пугающее своими внушительными размерами Министерство, сталкивает лбами всех, кто здесь проводит большую половину своей жизни, бежать было просто некуда. Возвышающуюся над людьми широкоплечую фигуру аврора, который был весьма поворотлив ни смотря на свой внушающий непонятный трепет вид, было трудно не заметить, особенно для Блоксам, которая не могла так быстро выкинуть из своей жизни целый год. Ему хотелось верить, что она не такая. Отойдя в сторону от прохода к выходу, Джереми молча наблюдал за тем, как девушка старательно пытаясь никого не задеть, пробирается к нему сквозь поток строгих костюмов и запаха дешёвого кофе. На лбу ирландца проступили бороздки колющей обиды за то, что она бросила его ничего не объяснив, а теперь, зачем-то нежно улыбалась. Всё его существо отчаянно отталкивала мысль о том, что сейчас можно решить эту проблему самым простым способом: сделать вид, что ничего не было и посмотреть, что будет дальше, отдаваясь во власть течению обстоятельств. Но он не знал, как это правильно делается и что нужно говорить, чтобы не было неприятной неловкости, двусмысленного молчания. Как смотреть ей в глаза, чтобы это не выдавало все его мысли.
Джереми скользнул взглядом к её рукам, чтобы убедиться, что ещё тогда не ошибся, и на её тонком пальце и правда нет следа от кольца. - Мисс Блоксам. - немного погодя, вежливо отозвался ирландец, слегка склонив голову вниз в приветственном поклоне. Он не боялся внимательно рассматривать его, пока девушка с непривычной для него уверенностью так легко, непринуждённо признавалась ему в том, что хотела снова увидеть. И он снова не мог понять, зачем ей это было нужно, потому что прямолинейному аврору всегда казалось, что когда человек рад видеть кого-то, ждёт с ним встречи, то не пропадает без единого слова на несколько месяцев. Образ, который плотно засел в его голове, найдя в воображении Кавендиша удобное место, сейчас рассыпался на части, ломался и менялся. Ровэн стала совсем другой, уже не такая скромная, совсем ещё маленькая хаффлпаффка, которой он её помнил. Теперь она стала настоящей взрослой девушкой, чья фигура здесь не только его заставляла на мгновение забываясь, прикусывать нижнюю губу. Он мог поклясться, что всё ещё чувствует на своих пальцах шёлк её нежной кожи, помнит, как она умеет искренне улыбаться своими глазами, но как бы девушка не менялась, вызывая в нём непонятные чувства, Джеру не хотелось и секунды тратить на причины того, почему она так поступила с ним тогда и чего пыталась добиться сейчас. Всё же притворство было не его сильной стороной, что-то внутри сжималось с такой силой, вынуждая его поступать по-своему, а не подыгрывать другим только потому, что так будет легче.
Он медлил с ответом, терпеливо дожидаясь, пока зал окончательно опустеет. Здесь было не так уж и плохо, когда не стучал молоток и долгие монотонные тирады с использованием сложных, специфических терминов зря не сотрясали воздух. Поймав взгляд блондинки, Кавендиш слегка расправил плечи, услышав, как дверь глухо захлопнулась, оставляя их наедине. - Знаешь, Ровэн, всё что ты хочешь мне сказать, ты можешь сказать и здесь. Говорят, от горячего шоколада быстро теряешь форму. - его губы тронула улыбка, которая быстро исчезла с лица аврора. Ему не хотелось снова возвращаться к тому, что он уже проходил когда-то, не хотелось становиться мягче от запаха корицы, которую он по привычке щедро добавлял в свою чашку. Внутри появилось так много вопросов, которые хотелось ей задать, и здесь, в зале суда, вынести свой приговор, чтобы расставить всё на свои места и больше не мучить себя. Элизабет всегда ему говорила, что такие красавцы всегда погибают из-за женщин, а он не мог себе этого позволить сейчас.

///

Привыкший ещё со школьных лет проводить зимние каникулы в тёплом Риме, где это время года кажется летним курортом, а зелёные ёлки совсем не вписываются в общий антураж рождественского города, Джереми не мог привыкнуть к холодам. Ему казалось диким ходить в тёплых вещах, которые стесняли движения и сдавливали рёбра, ведь ледяной ветер всё равно забирался за воротник короткого пальто, пробирая до дрожи. Зима в его глазах надолго усыпляла город, окрашивая его в зловеще белый цвет, который частенько слепил ему глаза. Он уже давно покинул тёплые стена Хогвартса, навсегда распрощавшись со всем, что значило для него очень многое, чтобы найти в жизни что-то ещё, вырасти и стать кем-то другим, более значимым, чтобы получить шанс доказать отцу свою правоту, обернуть слабость в его глазах в неопровержимую силу, стать достойным наследником. И он справился со всем, кроме зимы. Его тело в это время года будто бы теряло тепло, порой ирландцу казалось, что его сердце начинает стучать медленнее, а кровь замерзать.
Удача частенько подкидывала ему шанс проявить себя, и он цеплялся за эту возможность как мог. С тех пор как однажды он не смог пройти мимо, оставив эту работу кому-нибудь другому, и отбив беззащитную девочку из лап слишком наглых парней, чья самоуверенность растаяла словно снег в тёплой руке, стоило ему только подойти, кое-что поменялось в его отношениях с зимой. В эти холодные месяцы в ожидании первых робких намёков весны, хрупкая хаффлпаффка согревала аврора своими письмами и, изредка, присутствием рядом лучше, чем самая вкусная, наполненная до краёв чашка горячего шоколада. Он никогда не кичился своей заслугой, так на его месте поступил бы каждый и Кавендиш был в этом абсолютно уверен, но в тот день повезло именно ему и теперь, что-то внутри него сдвинулось с мёртвой точки. Разборчивому и аккуратному в своих пристрастиях ирландцу впервые за долгое время кто-то понравился по-настоящему, Ровэн умела цеплять его своей наивностью, огромным расстоянием и невинностью, чистотой их отношений, которые должны были называть дружбой, но никогда ей не являлись. Она напомнила ему о том, что он оставил в школе вместе с местом охотника в сборной Рейвенкло, о том, что помимо физического влечения есть что-то ещё, что доставляет тебе удовольствие просто от того с каким жаром она стремиться поделиться всем, что с ней происходит, позволяя ему войти в свою жизнь.
Если Джереми подходя к своему достаточно солидному возрасту и успел что-то узнать о женщинах, так это то, что их всегда нужно слушать и не обязательно при этом говорить самому. Иногда это становилось для него настоящей проблемой, огромный поток ненужной ему информации накрывал аврора с головой словно огромная волна и он частенько путался, невпопад согласно кивая. С юной Блоксам было всё намного проще, её взволнованные рассказы вызывали в нём теплое чувство ностальгии и умиления, ирландцу нравилось чувствовать себя рядом с ней опытным защитником, нравилось наблюдать как быстро меняется выражение её лица и улыбаться ей в ответ. Только сейчас он начинал понимать, что в школе заглядывался совсем не на тех девушек.
С лавочкой госпожи Лапулис были связаны все его самые трогательные воспоминания, Хогсмит был на редкость скуп на уютные места, где можно было без опасений быть непонятым взять девочку, которая тебе безумно нравится, за руку. Помимо располагающего интерьера и запаха, который впитывал в себе все оттенки сладких приправ, шоколада, десерта и лучшего чая в пределах школьных правил, запрещающих покидать Хогвартс и прилегающие к нему территории во время учебных семестров, сюда никогда не захаживали посторонние люди, желающие провести свои выходные в шуме пабе за кружкой сливочного пива. Этого просто не было в местном ассортименте. - Тебе, наверное, искренне жаль Саммерхауса, м? - Джереми снова улыбнулся разговорчивой блондинке, вежливо помогая ей снять верхнюю одежду и, повесив её на вешалку, поспешил стянуть с себя пальто, которое порядком его раздражало. Места всегда выбирала она, подходя к этому вопросу крайне серьёзно, Ровэн внимательно осматривалась вокруг и, за редким исключением, если вдруг все стулья были заняты, выбирала столик у окна. Он, впрочем, никогда не возражал, и только здесь, в тепле полупустой лавочки по дороге к своим местам, позволял себе аккуратно брать её за руку, ни на что не намекая, на ходу заказывая, как всегда, горячий шоколад.
- Да так, ничего особенного... - ирландец принялся щедро сыпать корицу в чашку, сосредоточено закусив щёку. - Несколько спасённых жизней, продвижение в расследовании о котором я не имею право говорить с тобой, ну, и кажется, я заработал себе ещё один шрам. - он слегка пожал плечами, наконец переводя взгляд на Блоксам. От него всё это звучало словно занудный рассказ о том, как он целую неделю перебирал кипы бумаг и заполнял бланки, успевая в редких передышках вовремя наполнять чашку своего начальника свежим кофе. Он не пытался выставить перед ней на показ все свои достоинства, чтобы показаться ей лучше, чем ей на самом деле, Кавендиш говорил ей всё как есть на самом деле, не преувеличивая и не пускаясь в долгие подробности. В последнее время они и правда успели продвинуться по многим пунктам, чем он, конечно, гордился, но не считал нужным уделять этому много внимания. Ещё стажёром его научили быть крайне сдержанным, почти хладнокровным и поменьше болтать. - И куда ты хочешь пойти в Министерство?
Аврор аккуратно поправил свой тонкий чёрный шарф, снимать который ему совсем не хотелось даже здесь, в теплом помещении. Он успел сделать всего несколько глотков шоколада, моментально уловив, как хаффлпаффка неожиданно напряглась, переменившись в лице. По странной рабочей привычке прищурив серо-зелёные глаза, он мельком обвёл взглядом соседний столик и, нахмурившись, отставил свою наполовину полную чашку в сторону. Надо было быть полным наивным дураком, чтобы поверить в то, что внушительная разница между ними, словно огромная пропасть без моста, так никогда и не станет помехой. Ему стоило быть умнее и аккуратнее, но променяв свою привычку просчитывать всё заранее на её голубые глаза, теперь пришло время расплачиваться за свои же ошибки. И пусть между ними не было ничего кроме исписанных подчистую пергаментов и долгих разговоров наедине, когда Джереми было совсем не трудно ради нескольких часов преодолевать огромные расстояния, самой Ровэн было куда важнее мнение сокурсников, с которыми предстояло прожить плечом к плечу ещё не один месяц.
Молча кивнув на её предложение, ирландец быстро вытащил из кармана своих брюк несколько монет и, не дожидаясь официантку, оставил их прямо на столе, пропуская девушку вперёд и в спешке натягивая на себя пальто. А когда мороз коснулся его лица и ветер в очередной раз забрался под одежду, Кавендиш почувствовал, что ему здесь, рядом с ней совсем не место. Отойдя подальше от лавочки мадам Лапулис, он остановился, и, посмотрев куда-то поверх её головы, по привычке принялся перебирать в пальцах свою монету. - Не волнуйся, я больше не заставлю тебя так стесняться. - можно было очень долго строить из себя простофилю, который был способен поверить в то, что по юности спонтанной студентке, которой трудно усидеть на одном месте, просто захотелось прогуляться, изменив их традиции, а можно было поступить правильно, оставшись самим собой. Он многое мог контролировать в себе, оттачивать манеры, тренировать выдержку, анализировать и подвергать сомнениям всё, что происходит вокруг, но заставить себя не обращать внимания на то, как внутри становиться тепло от присутствия Блоксам рядом - он не мог, так же, как и не мог это отключить.

 Отправлено: 26.10.10 22:10. Заголовок: Чем меньше становило..

Чем меньше становилось людей в зале суда, тем не уютней себя начинала чувствовать светловолосая. Почему-то играть на публику всегда легче, чем врать глядя кому-то прямо в глаза. Ее игра была легкой, незаметной даже для самой Ровэн, потому что не так давно она заставила себя поверить в придуманное и теперь оно напрочь засело у нее в голове, вытесняя прежние представления о реальности. Теперь она была смелой, она не боялась людный помещений, не боялась, что кто-то может услышать ее звонкий голосок: Блоксам жила без оглядки, без страха оказаться пристыженной или непонятой – и это действовало, люди удивительно начинаются стремиться к тем, кто выказывает свою храбрость. А совсем другое, когда ты с кем-то наедине: что-то такое интимное появляется в воздухе – и дело тут совсем не в разыгравшихся в юном организме гормонах – просто сама ситуация уединения предполагает откровения. В пустом помещении трудно соврать; трудно все так же беззаботно притворяться кем-то другим.
Ровэн с некой грустью проследила, как последний волшебник в длинной мантии выходит из зала суда; дверь за ним захлопнулась, оставляя светловолосую и аврора практически в полной тишине, исключение разве что составлял шум голосов в коридоре, но их почти не было слышно. Зато светловолосая чувствовала, как учащенно забилось ее сердце – то ли от волнения, то ли еще из-за чего; может даже от этого изучающего взгляда Джереми, как сочли бы особо романтичные особы. Ее сердце начинает биться все сильнее и девушка с неким неудобством думает, что еще чуть-чуть и стук донесется и до слуха Кавенддиша, а этого допустить никак нельзя, она ведь теперь не какая-то школьница, она уже выросла из этих юношеских глупостей.
Светловолосая извиняющее улыбается, вроде как наконец поняв, что ее напор мог показаться странным мужчине, да и у самой Блоксам уже закрадываются подозрения не поспешила ли она с началом данного разговора. Но отступать – никогда. Только не сейчас, когда Джереми стоял всего в нескольких шагах от нее.
- Хорошо, - соглашается Ровэн. – Ведь не важно где разговаривать.
Светловолосая вновь бодро улыбается, словно бы и не чувствует никакого смущения, однако это огромное пустое помещение и их маленькие фигурки, смещенные к выходу, как-то не укладываются в ее голове: она представляла себе все иначе; как те встречи в Хогсмиде, от которых каждый раз оставалось ощущение чего-то теплого, и не покидало еще несколько дней. Сейчас же все было совершенно по-другому, и крайне сложно было уповать на прошлое, находясь в совершенно неположенном для этого месте. Да и Кавендишь не упростил ей задачу: он не забыл, ничего не забыл – в этом светловолосая была уверена – но аврор явно не мог просто так отбросить то молчание, которое хранила Ровэн все последние месяцы. Ей необходимо было найти причину тому, почему бы им стоило вернуться к долгим разговорам, прогулкам даже под дождем и той искренности в письмах, которой могли позавидовать многие. Нужна была причина, а Ровэн ее совершенно не знала, она даже ни разу не обдумывала этого, просто зная как факт – Джереми ей был нужен.
Развернувшись, Ровэн делает несколько шагов в сторону от прохода, присаживаясь на одно из мест, предназначаемых для желающих присутствовать на слушании по делу. Расправив складки на юбке, светловолосая поднимает голову к Кавендишу, кивая тому на место рядом с собой и приглашая присесть: раз уж им придется говорить в зале суда, то хотя бы надо расположиться поудобнее перед столь нелегким разговором.
- Я недавно вновь обнаружила твои письма, - вот так резко, с наскока, начинает Блоксам. За неимением определенного ответа на повисший в воздухе вопрос, девушка решила начать с признания. С того самого, что сподвигло саму ее на этот оклик сегодня в зале. – Они сохранились все до одного. Я храню их в специальном месте, – продолжает светловолосая, чуть смущаясь своей откровенности и оттого переводя взгляд со своих колен куда-то в дальний конец зала. Куда угодно, лишь бы не смотреть на аврора.
В памяти всплыло воспоминание двухнедельной давности, когда, наводя уборку в своей небольшой съемной квартире, Ровэн совершенно случайно обнаружила на самой высокой полке в шкафу коробку, обтянутую красной тканью и зафиксированную с помощью старой заколки – грубоватое украшение, которое подарила ей мать на двенадцатилетие. Ровэн едва ли заколола ее пару раз, как с заколки практически тут же отлетело несколько цветных камешков, что сделало невозможным ее дальнейшее ношение. Светловолосая с интересом покрутила коробку, сперва поражаясь не тому факту, что обнаружила ее, а тому, что некогда она не пожалела сил, дабы сделать подобие шкатулки собственноручно: Блоксам никогда не питала желаний творить какие-либо поделки, а эта стала исключением, явно сделанным для чего-то особенного. Внутри коробки оказались письма, десятки, сотни писем, написанных аккуратным почерком. Множество конвертов, хранивших в себе слова, которыми не так давно девушка зачитывалась перед сном, а днем, даже на занятиях, повторяла их про себя, и на ее лице непринужденно появлялась улыбка. И даже спустя время, магия этих писем не утратила свою силу: стоило только светловолосой взять в руки первый конверт, как на ее губах тут же появилась улыбка. Весь вечер и половину ночи Ровэн так и провела: сидя на полу, рядом с коробкой, обтянутой красной тканью, и перечитывая старые письма, которые погружали ее в воспоминания, что являлись для нее чуть ли не самыми главными в жизни.
- Я перечитала их вновь и вспомнила почему они были мне так дороги. В них столько тепла, столько нежности… Подобное невозможно забыть, и, - девушка немного замялась, однако ее смущение быстро прошло, Ровэн будто смахнула его рукой и, готовая идти до конца в своей исповеди, смело посмотрела на Джереми. – И я не хочу, чтобы это когда-либо заканчивалось. Я хочу вновь все вернуть.

***
Ровэн не умела сопротивляться; данное качество мирно дремало где-то в самой глубине ее сознания, тогда как светловолосая, по обыкновению, выбирала вариант куда проще – она поддавалась ситуациям, словно пластилин, из которого можно было вылепить все что угодно. Свое наполнение пластилин конечно никогда не изменит, но вот форму – какую только пожелают умелые пальцы. В чьих-то злобный ручках это могло бы сослужить для Ровэн злую службу, однако таких коварных людей рядом с ней было. Никому просто не была так уж интересна эта хаффлпафка, которой было легко затеряться в толпе.
Впрочем, с сегодняшнего дня все могло измениться: глупым было думать, что Сьюзан Миллер просто так оставит эту тему. Определенно, последняя новость о том, что капитан команды Рейвенкло в тайне мечтает петь в школьном хоре уже всем довольно приелась, поэтому необходима была новая «сенсация». И все шансы стать ей были у Блоксам. Девушка с нарастающим ужасом думала, что она не смогла вынести эти смешки за соседним столиком, всего от парочки глупых девчонок, а что же будет, если подобное поведение будет преследовать ее за каждым углом, если каждый второй студент будет смотреть на нее вот так: с долей интереса и приличной порцией осуждения. Провожающие ее с Джереми к выходу из лавочки взгляды однокурсниц явно говорили о том, что худшим сомнениям Блоксам суждено сбыться, и убежать от этого она не сможет.
Холодный ветер на улице заставил ее поежиться; Ровэн поспешно застегивала пуговицы на пальто – она так быстро выбежала из лавочки, что даже не успела как следует одеться. Блоксам замялась, оглядывая представший пейзаж: ранняя весна, со снегом, серым небом обещающим дождь и порывистым ветром – не самая лучшая перспектива для прогулок, и хаффлпафка уже с ностальгией думала о теплом помещении лавочки, из которой они так поспешно ушли. Но больше всего светловолосую беспокоила не погода, и даже не однокурсницы с излишне длинными язычками, а Джереми, который и без лишних слов догадался о причине их поспешного ухода.
Стыд тут же захватил Ровэн, и не так, как это обычно бывало, когда она отвечала в классе у доски, здесь все было куда серьезнее: ей стало стыдно за собственное поведение; за собственную слабость, если быть честной. Наверняка в чем-то те смеющиеся девушки были правы: что она, эта совсем еще маленькая хаффлпафка, делает рядом с мужчиной, с которым должна быть непременно только красивая, утонченная и смелая девушка. Даже Сьюзан Миллер была бы более гармоничной парой для Джереми. Подумав об этом, Блоксам с обидой закусила губу, готовая обидеться… Но на кого? Разве что на себя.
- Прости, - тихо проговорила девушка, опустив взгляд на землю. Замерзшие руки она засунула в карманы пальто, а носком сапога начала вырисосывать на клочке снега какой-то непонятный узор. – Я все испортила, я знаю.
Признание своих ошибок, как первый шаг к примирению. К установлению той гармонии, которая была между ними и прежде. Как хотелось сейчас просто вычеркнуть из памяти этот не сложившийся поход в лавочку госпожи Лапулис, будто бы ничего и не случилось; будто ничто так и не толкало озвучить ту мысль, которая раньше только едва зарождалась у обоих – они не могут просто так встречаться. Пусть они не делали ничего дурного или постыдного, а их общение было действительно просто общением, однако люди, испорченные собственными нравами, принимали данную связь за нечто отвратительное и мерзкое. Ровэн не хотела думать какие гадкие мысли могут посещать головы окружающих, и ведь те ее однокурсницы еще не самые строгие судья. Чего только стоит ее молчание о переписке с Кавендишем, о которой Ровэн не рассказала ни одной живой душе – ни родителям, ни сестре, ни подружкам – никто не знал о том как именно и с кем проводит Блоксам выходные в Хогсмиде. И светловолосая не сомневалась, что Джереми так же никому не поведал об их встречах. Этим молчанием они как бы сами для себя они уже признали то, что это должно остаться в секрете.
- Ты больше не приедешь? – спрашивает светловолосая, слова Джереми заставили ее встряхнуться, а сердце забиться часто-часто; теперь она уже не могла тихо смущаться и напряженно думать как бы вернуть все в прежнюю беззаботную колею, замяв недавнее недоразумение. После слов Кавендиша, светловолосую словно ударило молнией, а в голове пронеслась самая страшная мысль – он больше не приедет.
Блоксам резко разворачивается к аврору, с самым уверенным, на какой она только была способна, видом хаффлпафка словно бы порывается что-то сказать: заявить Кавендишу, что тот не может так поступить, что не должен оглядываться на глупых девчонок, и что она сильная, она непременно вытерпит все их насмешки и в следующий раз, просто в этот вышло так… Ровэн очень хочет сказать это все, озвучить громко и уверенно, так, чтобы Джереми не смог ей отказать, и чтобы на его лице непременно вновь появилась эта теплая улыбка, которую она так любит. Но мысли девушки путаются, в ее голове происходит самый настоящий круговорот самых различных ситуаций и возможных слов, из которого она не может выбрать ни единого; для нее это впервые, до этого она еще ни разу не придумывала объяснений для молодого человека, к которому питает определенную симпатию, да который, к тому же, на несколько лет старше ее. Ровэн не знает с чего начать, она вообще не знает что уместно говорить в таких ситуациях, а потому светловолосой приходится молчать, напряженно ожидая что же скажет Джереми в ответ и надеясь, что по одному ее взволнованному виду тот поймет насколько важны для нее эти встречи.

 Отправлено: 02.11.10 20:58. Заголовок: Никогда точно не зна..

Никогда точно не знаешь где и когда придётся столкнуться с тем, что стараешься выкинуть из головы, но ты точно знаешь, что эта встреча состоится. И в этом, наверное, и была вся прелесть жизни – непредсказуемость щедро дарила спокойствие, но вместе с тем и страх того, что однажды будешь не готов к той самой встречи, которая навалиться на плечи, сдавит рёбра в тиски, не дав шанса сбежать, чтобы хорошенько всё обдумать. Теперь приходилось нервно соображать налету и действовать по ситуации, хотя ему сегодня хотелось, чтобы этот день просто закончился, пролетел незаметно и утонул, затерявшись где-то в памяти. Было очень глупо и как-то по-детски с его стороны стараться игнорировать и избегать то, что плотно застряло где-то в районе солнечного сплетения, потому что если дело касалось чувств, то повисшие в воздухе вопросы никогда не растворялись словно сигаретный дым, они не тлели и не гасли. Они всегда оставались ровно на том же месте, где он сам их когда-то оставил, попытав счастье на удачу и, что следовало ожидать, проиграв.
Зал суда опустел, и теперь это место ему казалось самым странным из тех, что можно было бы придумать для таких разговоров. В этом была какая-то странная, немного зловещая ирония: они здесь потому, что каждый, сам для себя, должен будет вынести окончательный приговор прежде, чем переступит порог этого помещения, оказавшись по ту сторону мраморных стен. Никогда раньше Джереми не пытался как-то назвать то, что происходило между ними, ему даже отчасти нравилось то, что их отношения не вписывались ни в одну общепринятую категорию. Это навряд ли можно было бы когда-то назвать дружбой, но и для отношений было всё так не ясно, слишком двусмысленно. Он внимательно рассматривал личико некогда чересчур наивной и не подозревающей о своём очаровании девушки, и всё ещё не мог понять зачем ей всё это было нужно. Их связывало не так уж много и ещё меньше между ними было чего-то общего, того самого, на чём обязаны держаться отношения не зависимо от того, как они будут называться. Стопка длинных, полностью исписанных пергаментов, несколько встреч, вечная недосказанность и, наконец, абсолютное молчание. Всё это время ирландец знал, где искать Ровэн, он мог бы приехать к ней или завалить письмами, но ему нужно было знать, что она хотела быть найденной, хотела снова и снова перечитывать все эти строчки, чтобы сорваться и, поддавшись минутному порыву, написать в ответ.
Когда однажды ответ просто не пришёл, Кавендиш не стал задавать бессмысленных вопросов, ему ведь никогда не нужно было лишних напоминаний или приглашений для того, чтобы самостоятельно найти выход. Где-то в глубине души он всё ещё продолжал ждать, но мир вокруг него не замирал ни на секунду, и пришлось неизбежно забить себе голову чем-то более реальным, чем-то, к чему он по крайней мере мог прикоснуться, точно зная, что так просто это уже не исчезнет. В тот же момент один за другим начали появляться все эти вопросы без ответов, которые мучили и мешали, аврор чувствовал себя не в своей тарелке. Будто бы он что-то выронил из кармана, но решил не возвращаться, чтобы поднять, потому что тогда эта вещь ему показалась совсем ненужной, теперь же какая-то мелочь на первый взгляд казалась Джереми большим осколком от собственной жизни. И вроде бы он мог и дальше продолжать дышать, улыбаться, вставать утром и кормить Мартина, но в тоже время чувство того, что чего-то не хватает и что в этом виноват только он сам ни на секунду не отпускало его когда он делал вдох, когда смеялся над шутками, когда слышал будильник и назойливое урчание кота.
Кто-нибудь другой, но не он, смог бы просто забыть и стараться поменьше трепаться об этом. Можно было всё упростить и сделать это быстро, оставив прошлое в прошлом пригласить Блоксам в самую лучшую кофейню, которая, конечно, не будет иметь ничего общего с той волшебной лавочкой в Хогсмиде, но местный горячий шоколад обязательно окажется ничуть не хуже. Искренне порадоваться за её возвращение, за весьма неплохое, перспективное место в министерстве, однако будет ли тогда его искренность такой настоящей, если собранная словно мозаика из чистой лжи не только ей, но и самому себе.
Её улыбка стала совсем другой, чужой ему и непривычной. А разница между всеми людьми вокруг неё и им была в том, что ему всегда будет с чем сравнивать. Кавендиш совсем не знаком с этой девушкой в дорогом, сшитом по фигуре костюме, не узнаёт её голубоглазый взгляд и уверенность в голосе. Заглядывая ей в глаза он всё ещё надеется отыскать там маленькую хаффлпаффку, которая смогла найти себе место в его голове, которая заполняла на какой-то короткий миг своими письмами и долгими разговорами всё его жизненное пространство, наполняя его каким-то едва различимым смыслом. Что стало с ней за все эти месяцы и сможет ли ему понравится эта, совсем другая Ровэн или сейчас не стоило даже пытаться.
Он точно знал, что это была плохая идея пойти у неё на поводу, и вроде бы в этом не было ничего ужасного, но в то же время ирландец прекрасно знал себя, поэтому помедлил пусть всего мгновение, но этого было вполне достаточно для того, чтобы понять, что лучше бы он этого не делал. Бесшумно опустившись на жёсткую дубовую скамью, выкрашенную в непонятный тёмно-коричневый цвет. Цвет мрака и чего-то скверного, и именно этот оттенок чертовски шёл к этому месту, в его воображении именно так окрашивается возмездие и вина за преступление, здесь, в этом суде, прощали лишь однажды. Невиновные никогда не оказываются ни по ту, ни по эту сторону невысокой перегородки, что разделяла слушателей от преступников и их палачей. Их разделяли целые сантиметры, которые для него складывались в целые месяцы и, может быть, немного больше. Джереми ненавидел чувствовать себя глупо, но сейчас это было единственное, что он чувствовал находясь рядом с ней. Словно какой-то влюблённый школьник, хранящий в себе как в копилке в форме толстой свиньи все воспоминания вперемешку с лёгким покалыванием на кончиках пальцев от шёлка её кожи, от тепла тела, которое она дарила ему в ответ, сильнее сжимая своей крохотной ладошкой руку немногословного аврора. Он хотел было спросить зачем она до сих пор хранит все эти письма, но промолчал, не пытаясь ловить взгляд Блоксам. Кавендишу не составило бы никакого труда заставить её смотреть ему прямо в глаза, чтобы даже сейчас, находясь с ним наедине после долгого молчания не пытаться куда-то сбежать. В этом ведь не было никакого смысла, потому что если бы она только захотела, он бы не стал её держать, просто отпустил бы, скрывая скрежет зубов от тех усилий, что пришлось бы приложить к этому дешёвому спокойствию.
- Вернуть что, Ровэн? – ирландец старался изо всех сил, чтобы его голос не дрогнул и, не боясь прямо смотреть на неё, интуитивно вцепившись пальцами в свои колени, пытался не взболтнуть лишнего. Он уже давно себе уяснил, что то, что творится в твоей голове зачастую оказывается лишь пустой выдумкой, которая столкнувшись с реальностью или с чьей-то чужой грёзой сдувается словно воздушный шарик, быстро уносясь куда-то вверх и исчезая там бесследно. Блондинка выросла и закончила школу, вступая в свою новую жизнь, где всё будет по-другому, она решил начать с чистого листа, изменившись, так для чего был ей нужен он, доживающий то, что ей только предстояло узнать. Приятное воспоминание из прошлого, которое хотелось положить где-то между их письмами и планами на будущее.

///

Волнение для него всегда было проявлением страха, а Джереми ничего не боялся. Он знал, что со стороны это звучало слишком самонадеянно, но не лукавил. Если не считать скверных детских историй, вроде страшилок у костра от которых мурашки скользили по всему телу, заставляя тонкие волоски на руках вставать дыбом и которые он уже сейчас и не вспомнит, то ему в жизни ещё никогда не приходилось сталкиваться с тем, что смогло бы парализовать его и с жалким видом, поддавшись единственному инстинкту, бежать как можно дальше. Воспитанный на суровом ирландском ветре, Кавендиш не видел в этом никакого смысла, ему казалось, что всё можно пережить и из любой ситуации удача подкинет какой-нибудь выход. Страх перед неизвестным ему представлялся полной чушью, потому что боятся того, что ещё не испытал, боятся заранее… Просто глупости для тех, кто не никогда не заплывал за буйки. Наверное, поэтому аврор не испытывал никакого волнения перед тем, как спустя столько лет снова вернуться в Хогсмид, он не перебирал в голове тысячи слов, которые мог бы ей сказать и не готовил одежду заранее. Пустив всё на самотёк он, как всегда, решил быть просто самим собой, и пусть она сама решит, что думать о нём после. И когда ему начало казаться, что всё между ними хорошо, что все свои предрассудки можно с лёгкостью скинуть с плеч, всё полетело к чёртовой матери.
Джереми злился на самого себя за то, что из-за какой-то школьницы стал таким мягким, стоило только расслабится, как сама судьба била по самым уязвимым местам и хотелось накричать на эту малолетнюю выскочку, чтобы не совала свой длинный нос в чужие дела, но это было бы ещё хуже, чем оставить свою почти полную чашку горячего шоколада на столе и променять тепло лавочки на зимний уличный ветер.
Он нервно затянул шарф на шее, забыв застегнуть своё пальто. Сейчас аврор будто бы и не чувствовал холода, ветер не добирался до его мыслей. На лбу сильнее проступили глубокие бороздки, Кавендиш понимал, что не было никакого смысла сейчас накручивать себя, но испуганное лицо хаффлпаффки никак не получалось выкинуть из головы. Ведь он совсем не этого для неё хотел, Ровэн куда больше шла улыбка, а улыбка причиной которой был он заставляла Джера по привычке довольно щурить глаза, медленно перебирая между пальцами свою монету. Она совсем ни в чём не была виновата, в его памяти до сих пор оживали яркими вспышками те моменты, когда мнение других в школе было куда важнее, чем мнение самых близких и ведь ей с этим надо было ещё выжить здесь, но от этого не становилось легче, горькая на вкус холодная ярость назойливо стучала по вискам, заставляя аврора расправить плечи, вытягиваясь словно по команде.
- Не надо… – с трудом выдохнул ирландец и неожиданно резко сделав шаг вперёд, аккуратно взяв Блоксам за запястья, вытащил её руки из карманов, чтобы плавно скользнув к её ладошкам, на удивление, будто бы в противовес своему раздражению, ласково сжав их в своих, стараясь согреть. Он не придал этому жесту никакого значения, всё ещё находясь на приличном расстоянии от хаффлпаффки, Джереми сделал это интуитивно, между словом. - Не за что извинятся, ты ведь ни в чём не виновата.
Откуда Кавендишу теперь знать ответ на этот вопрос, она словно маленький ребёнок порывается ему запретить подтверждать, кажется, самые страшные её опасения, но смелости не хватает и яркой вспышкой как падающая в небе звезда этот порыв гаснет моментально. Вместо этого блондинка молча смотрит на него, выискивая ответ в неестественно зелёных глазах. Что он может сейчас сказать ей так, чтобы не обидеть, чтобы выполнить данные в письмах обещания и не пойти против своей же гордости. Он согласился бы даже прятаться где-нибудь, выискивая в небольшой деревушке самые укромные места просто для того, чтобы поговорить без страха быть пойманными, но для этого ему нужна была какая-то по-настоящему стоящая причина. Их вместе связывала одна банальная история, исписанные пергаменты и пара встреч, не считая этой. Он всегда был готов бороться до последнего, если ему объяснят за что он борется: за дружбу со школьницей, которая может найти себе ещё десяток друзей сверстников с которыми у них будет куда больше общих тем для разговоров, за призрачную симпатию, которая многим здесь покажется извращённой, абсолютно неправильной. За что? - Я не знаю… А ты больше не будешь боятся, что про тебя распустят какие-нибудь грязные сплетни? – его вопрос совсем не нуждался в её ответе, потому что оба знали, что этого никогда не произойдёт. Кавендиш ласково сжимал её ладошки и не знал, что ещё можно сейчас сказать. Боясь совершить ошибку, злобу вытесняло отторжение одной только мысли о том, что всё закончится вот так, из-за какой-то местной выскочки, на полуслове, на том моменте, когда нужно было сделать ещё один шаг, чтобы узнать наверняка, чем всё это могло закончиться. Он не хотел отпускать свою маленькую хаффлпаффку.

 Отправлено: 12.11.10 22:16. Заголовок: Она всегда была изли..

Она всегда была излишне придирчива к вещам, окружавшим ее. Сколько себя помнила Ровэн, эта черта порой вводила в недоумение окружающих, но была одной из тех, которые отличали ее от сестры. Им необходимо было отличаться, светловолосая уяснила это с раннего детства. В этом было ее своеобразное спасение, благодаря чему можно было сказать, что младшая не просто «не такая красивая, как старшая», но и совершенно другая. Другая – это куда лучшее определение, чем «недостаточно хороша».
Миссис Блоксам не любила водить дочерей по магазинам. Не любила водить сразу обеих, а вот со старшей, Анной, всегда находила общий язык. Они быстро проходили мимо «бесполезных» стеллажей со старыми книгами и потертыми от времени антикварными статуэтками, но зато могли провести не один час за выбором новомодной шляпки, перемерив весь ассортимент в магазине мадам Падифур. А Ровэн была единственной, кто портил эту идиллию между матерью и ее дочерью. Светловолосая «залипала» совершенно не на тех витринах, подолгу вертя в руках фолианты, написанные теми, кто уже давно отправился в мир мертвых, а еще Блоксам очень любила выбирать перья, они, как и волшебная палочка, должны были во всем ей соответствовать, быть практически родными и тут же удобно лечь в руке, чтобы потом скользить по многочисленным пергаментам и записывать лекции профессоров. Это было важно, и для этого не подходило «любое» перо. Матери этого было не понять, да Ровэн и не пыталась объяснить, лишь послушно следуя за ней и сестрой, и стоя несколько часов кряду на расстроянии метра от оживленной примерки шляпок или новых мантий. Ровэн следила за этим взаимодействием матери и дочери, без зависти – это чувство было неведомо светловолосой , - а с интересом, подмечая малейшие детали, случайные слова, которые делали эту обычную по сути сцену настоящим таинством, которое было недосягаемо для Ровэн. Она была призраком, послушно следующим за ними, и только изредка отвлекающимся на какие-то посторонние и бесполезные вещицы. Там, где Анна делала выбор за мгновение, отдавая предпочтение тут же, Ровэн не желала отдавать свое расположение так просто. Если Анна примеряла платья просто для удовольствия, хотя сама сделала свой выбор уже через минуту, как вошла в магазин, то Ровэн придирчиво осматривала каждый шовчик, каждую завитушку узора ткани, чтобы затем принять решение – подходит ли ей эта вещица или же нет.
Ее должны были окружать только уютные вещи, они неохотно приживались рядом со светловолосой, но когда такое случалось, то Ровэн дарила свою привязанность им без остатка. Выбирать подобные вещицы было процессом сложным, что уж и говорить о выборе людей. Их и вовсе были единицы, а сейчас, если оценивать строго, то и вовсе не осталось ни одного. Только вдуматься в это: ни одного человека, к которому Ровэн была по-настоящему привязана, с кем бы ей не хотелось расставаться ни на минуту. Так было еще ранним утром, а вот теперь она встретила Джереми, и нечто странное и потаенное встрепенулось в сердце девушки, а внутренний голос уже твердо вынес свой приговор – это он. Тот самый, с кем ей будет уютно; тот, кому она решится отдать всю себя.
Это неожиданное откровение, посетившее ее, заставляет светловолосую занервничать. Сложно осознавать, что какой-то определенный человек становится настолько дорог тебе, ведь как тогда быть, если он все же решит уйти. Ровэн начинает искать себе оправдания: может это все из-за его взгляда, этих зеленых пронзительных глаз, которые ничего не боясь смотрят прямо на нее, причем так, словно заглядывают в самую душу? Или может дело в аромате его одеколона, который Блоксам почувствовала сразу же, как аврор подсел ближе, и теперь сложней стало удержать себя от мимолетного желания уткнуться носом в шею мужчины? Это все едва уловимая магия, но не такая, какую можно прочесть в учебниках, а нечто совершенно особенное, что не подвластно контролировать ни одному человеку на свете.
Ее сердце учащенней забилось, словно у школьницы, влюбившейся впервые. Но она не могла позволить себе повторить пройденные ошибки – вести себя так же глупо и неосторожно, как некогда уже было. Теперь она взрослая и самостоятельная, даже если не знает что еще сказать Кавендишу, чтобы тот наконец понял очевидное и перестал задавать вопросы, загоняющие ее в тупик.
Та самая, наивная хаффлпафка, никогда бы не догадалась что следует сказать в ответ. Никогда бы не посмела признаться в чем-то большем, чем уже успела поведать; она непременно смущенно покраснела и предприняла бы еще одну глупость, быть может даже попыталась бы уйти. Но Ровэн твердо решила не повторять былых ошибок: она решила стать другой. Другой – то есть такой, какой была Анна. Ее сестра всегда виртуозно выходила из подобных щекотливых ситуаций, она всегда знала что сказать и как, с какой интонацией, с какими жестами. Анна умела объяснить свои чувства всего лишь улыбкой, и многочисленные поклонники не смели больше возражать, тут же сдаваясь во власть очарования старшей Блоксам. Так может у Ровэн тоже получится быть такой, какой была Анна.
- А чего бы тебе хотелось? – спрашивает светловолосая, на ее лице появляется улыбка, теплая и открытая, по которой можно прочитать все, о чем девушка корректно умолчала. Рука Блоксам аккуратно касается кисти аврора, сперва совершенно невесомо проводя подушечками пальцев по коже мужчины, а затем продолжает уже более смело, крепко сжимая руку Кавендиша. – Может нам все же стоит выпить кофе?

***

Она никогда не верила в сказки, не для себя. Все самое интересное всегда случалось с кем-то другим, множество новостей ежедневно крутились вокруг светловолосой и все они касались какого-то грандиозного события: кто-то гордился новым назначением на пост капитана команды, кто-то неожиданно закрутил роман с самым красивым парнем школы, а кого-то похвалил за прекрасную успеваемость сам Дамблдор – множество событий, десятки героев, и никогда одним из них не была Ровэн.
Все самое интересное будто обходило ее стороной, случалось с кем угодно, но никогда не затрагивало хаффлпафку. Это не столько обижало ее, сколько удивляло. Но постепенно даже удивление сходило на нет. Те сказки, которые она так любила читать в детстве и всегда мечтала, что когда-нибудь нечто подобное случится и с ней, они не отпускали ее все эти годы. Блоксам пыталась позабыть о них, но где-то в глубине души все еще жило это ожидание чуда, которое может случиться со дня на день. Ей ведь всего семнадцать, все главные сказки только впереди… Она уже много лет верила в эту утопичную мысль о будущем, и с каждым годом эта надежда все более притуплялась, отходила на задний план и терялась в толпе повседневности и куда более горькой реальности. Но совершенно недавно на пути Ровэн появилось такое маленькое чудо, которое все больше перерастало в предвкушение чего-то большего, и этим чудом стал Джереми Кавендиш.
Разве не все романтичные истории начинаются с подвига? Разве они не продолжаются каким-то абсолютно бескорыстным и искренним общением? Разве во всех этих сказочных историях не было места чему-то милому и трогательному, каким, к примеру, была их переписка? Ее определенно окружила настоящая сказка, или по крайней мере нечто настолько близкое, что Ровэн почти поверила, что подобное может случиться и с ней. И вот история, так и не достигнув своего пика, готова была закончится. Развалиться на части, оставив Блоксам там, где она всегда находилась до этого – в реальности, в которой чудеса невозможны из-за законов физики.
Она могла бы соврать, могла бы выставить себя куда смелее, чем являлась на самом деле; никогда прежде хаффлпафка не чувствовала такой острой необходимости во лжи. Но Блоксам не могла заставить себя выдавить ни слова, чтобы не разрушить последний момент этой самой сказки: пусть лучше она запомнит его именно так, с этим пронзительным колючим ветром, приглушенным шумом голосов за дверью лавочки, оставшейся позади, и с теплыми прикосновениями большой ладони аврора. Девушка уставилась на их руки, соединенный вместе, и не могла оторвать взгляда, размышляя о том, что это является самым главным подтверждением того, что их история действительно (была?) похожа на сказку, ведь только в сказках герои могут испытывать такие чувства, что разгорались пожаром внутри Ровэн в данный момент. Ради такого действительно стоило подождать.
Еще минута – именно столько отвела себе Блоксам для того, чтобы запечатлеть этот момент навсегда в памяти. А затем все растает, словно ледяной замок при первых лучах весеннего солнца; все исчезнет, вместе с Кавендишем, ведь светловолосая совершенно не знала что ответить мужчине. Реальность больно вторглась в ее волшебный мир и напрочь разрушила его, так что теперь невозможно склеить осколки ни одним известным ей заклинанием. Ровэн почувствовала гнетущую горечь от собственного бессилия; отведенная самой себе минута истекала и хаффлпафка проклинала все на свете за то, что у нее нет маховика времени, чтобы возвращаться в это мгновение вновь и вновь. Последние секунды, пока она еще может чувствовать нечто теплое и приятное в области сердца, что совершенно не хочется отпускать, даже когда время истечет. И вот, досчитав про себя последние секунды, Ровэн медленно начинает вытаскивать свою ладошку из теплых рук Джереми, а затем в светловолосой случается какой-то надрыв и, от волнения прекратив дышать, девушка порывается вперед и крепло прижимается к мужчине, сомкнув руки у него за спиной. Носом она утыкается в ткань его пальто и, крепко зажмурив глаза, вдруг совершенно четко понимает, что не хочет отпускать свое чудо – не хочет отпускать Кавендиша. Как бы это ни было сейчас отчаянно, жалостливо и просто невоспитанно, но Ровэн наконец-то не хочет об этом думать, оставляя для себя лишь одно желание, овладевающее всем ее существом: - Не уходи.

 Отправлено: 08.01.11 19:51. Заголовок: Понимала ли она, что..

Понимала ли она, что с ним так было нельзя. Просто нельзя было врываться в его жизнь каждый раз, когда он только поднимался на ноги и почти научился строить свою жизнь с мыслью о том, что ей нет в ней места. Иногда он корил себя за свою порядочность, которую родители прививали к нему с тех самых пор, как Джереми научился ходить. Они пичкали его рассказами о том, что в конечном итоге побеждает добро, но выбирая эту сторону нужно всегда помнить, что она ничто без веры и преданности людей, которые выбирают в жизни именно этот путь. Это то, что они называли порождением порядочности и это то, что сейчас было способно сгубить его сердце. Большое сердце аврора размером с его кулак со сбитыми на некоторых пальцами костяшками, самое правдивое напоминание того, кто он на самом деле. Ирландец не мог стать хуже, чем был на самом деле, как бы не старался. В нём просто не было столько тёмных сил, чтобы просто уйти и выкинуть их головы всё, что он чувствовал находясь рядом с ней, исписывая длинные пергаменты своим ровным, мелким почерком. Не для кого здесь не секрет о том, что у Кавендиша всегда были проблемы с самовыражением, особенно если дело касалось слов, но ведь этого было и не нужно. Он военный и таким платят не за пустой трёп с красивыми оборотами и переплетением самых разнообразных диалектов. Но когда он возвращался домой за свой письменный стол, в самой дальней части квартиры с окном во всю стену и с видом на город, машинально, уже не глядя, касаясь рукой небольшой деревянной шкатулки – подарок друзей из группы на круглую дату, выуживая оттуда последнее письмо написанное её маленькой ручкой, он всегда знал, что написать в ответ, перечитывая строчки. Порой слова не выходили у него из головы, Джереми никогда не отвечал сразу, он всегда обдумывал свой ответ, складывая из огромного, почти стихийного потока мыслей сложные предложения, которые не должны были быть слишком откровенными, беспощадно вскрывая и выворачивая наизнанку всё то, что он чувствовал каждый раз, когда ему приходило письмо. Он не стеснялся показать ей то, что было внутри, потому что ему нечего было скрывать от людей, но эта сдержанность была ему куда нужнее, чем самой Ровэн. Аврор пытался удержать самого себя от опрометчивости, которую так неблагоразумно расточал ещё в школе. То, что тогда казалось таким правильным и искренним, сейчас, в мире больших людей и жестоких событий, душных офисов и вечной суеты могло просто погубить его, затягивая на самое дно непозволенной для него роскоши чувств к хаффлпаффке, ещё совсем маленькой, слишком юной девочке. Порой он настолько погружался в эти строчки, которые мог цитировать бесконечно, безнадёжно цепляясь за какой-то второй их смысл, хоть и прекрасно понимая, что его там никогда не было, что под натиском его пальцев перо безвольно сгибалось пополам, и уже в следующее мгновение не выдерживало, ломалось со звонким треском, возвращая ирландца обратно, к жизни.
Ему понадобилось слишком много времени, чтобы сделать невозможное и повернуть время вспять, пусть только в своей голове, но всё же. Постепенно отпуская, а потом разбивая вдребезги каждое из своих наваждений, что оказалось заведомо ложным, обманчивым. Он хотел не просто забыть о том, когда впервые столкнулся с Блоксам, изрядно получив тогда по лицу в борьбе за её честь, момент, когда он получил первое письмо и ответил на него, Джер хотел притвориться, что этого не было вовсе. Говорят, что там где пустота, то не о чем жалеть и уже немного плевать, как оно сложится дальше.
- Чего бы мне хотелось? – зачем-то переспросил ирландец и тут же замолк, звук его голоса угнетающе быстро потух словно задутая порывистом ветром свеча в огромном зале суда, который будто бы поглощал своими мрачными стенами всё живое. Здесь, как не странно, он чувствовал тоже самое, что однажды в католической церкви на родине своей матери. Кавендиш отчётливо помнил, что Елена была самым справедливым человеком, которого он когда-либо встречал в своей жизни и потому она всегда знала, что самый справедливый поступок, который можно совершить в жизни – это давать людям возможность выбирать. Именно поэтому они раз в году бывали в Италии, в разных городах и у разных родственников, она хотела показать своему сыну, что в её мире существует понятие веры, той, которую нельзя доказать, но её всегда можно почувствовать рядом. Джереми так и не стал католиком, придерживаясь своих весьма эмпирических взглядов на жизнь, но он отчётливо помнил, что когда стоял в церкви с высокими каменными сводами и узкими окнами из разноцветной мозаики, то не мог ни на что отвлечься, не мог думать о чём-то другом, кроме самого главного. Тогда у него были совсем другие проблемы, сейчас, воспоминая об этом, он не мог сдержать тёплой улыбки, потому что то, что тогда ему казалось таким глобальным, всеобъемлющим, сейчас больше напоминало не проблему, а временный бардак от которого легко избавиться парочкой бытовых чар. Сейчас он тоже чувствовал это. Ничто не могло отвлечь его от мыслей о блондинке, он скользил взглядом по рядам из жёстких скамеек, по небольшой трибуне в центре пустого зала, больше напоминающего сцену, по возвышающемуся над всеми прочими месту судьи и не находил чего-то другого, чтобы заставить перестать снова и снова возвращаться назад, к тому, что было так давно.
Аврор внимательно опустил глаза вниз, рассматривая такую крохотную по сравнению с его ладошку Ровэн. Она дарила ему тепло, которое он мог забыть в своих мыслях, но его тело всё ещё помнило какого это – быть рядом с ней. Девушка всегда знала, когда ещё не поздно вернуться, доводя до крайней точки, всего в шаге от вечности, которая навсегда разорвёт связь между ними. Будто бы специально доводила до самого края, чтобы вымотать его, заставить разрываться на части между правильным и желаемым. Не честный спор с самим собой в которым он проиграет в любом случае. Ирландец аккуратно развернул свою ладонь, ласково сжав руку стажёра. Его свободная рука потянулась к лицу девушки, она стала такой красивой, уже далеко не школьницей; он коснулся её щеки, легко лишь слегка задев кончиком пальца краешек губ. - Хочу перестать чувствовать себя обманутым слепым бараном, которого обвела вокруг пальца смазливая школьница. Я прошу многого? – он говорил это без тени зла или раздражения. Блоксам знала, что он хотел бы вернуть её так же сильно, как она сейчас хочет быть рядом с ним, но к сожалению Кавендиш был не из тех, кто так просто забывает предательство. А это именно то, как она поступила с ним.

///

Кто-нибудь мог бы назвать его мечтателем, некоторые попытаться пристыдить за такую, возможно, слишком наивную мысль, но он точно знал что не один такой. Джереми верил, что есть кто-то для каждого не зависимо от цвета глаз или роста, достатка или происхождения. И есть не просто человек, который однажды сможет прожить с тобой всю жизнь не пожалев и секунды, проведённой вместе, но и есть какой-то самый важный день, у всех без исключения, когда даже яркие лучи обжигающе тёплого солнца направлены на тебя, когда просто хорошо без особой на то причины или, напротив, по только тебе понятным моментам. Это невозможно отнять у человека, ему всегда казалось, что это рождается вместе с ним и так же важно, как воздух, закономерно как полнолуние раз в месяц.
Ирландцу нравилось быть её моментом, воплощая может быть не самый важный, но один из таких дней, когда Ровэн могла ощутить реальность того, что всё вокруг обращено только к ней. Ей трудно понять это чувство и ещё труднее поверить в него, но в конечном итоге аврор убедил хффлпаффку в том, что так бывает не только на страницах книг. Она, как и многие, никогда не думала о детских сказках как о чём-то более реальном, нежели волшебном. Пусть многое там лишь плод воображения автора, но сама суть при ближайшем рассмотрении была похожа на те истории из жизни, которые переживал каждый. У него был не один такой день, когда он просто верил, и сейчас ему хотелось подарить именно ей нечто подобное. Что-то было в её голубых глазах, когда он увидел их впервые, заботливо осматривая хрупкую блондинку сразу после того, как подонки в переулке наконец-то поняли, что аврор им не по зубам. Кавендиш был из тех немного мрачноватых, молчаливых парней, что нравились девушкам за вечно отстранённый взгляд, делающий его старше своих лет. Это правда, что быть может он никогда не сможет понять её, потому что сам не был обделён вниманием, но ту надежду, что было трудно заметить за пеленой страха, которую он тогда увидел, ему хотелось замечать в ней не мимолётным дуновением от момента, а постоянной составляющей её самой.
И когда ирландцу показалось, что уже всё решено и они никогда не узнают, что было бы если бы…, она неожиданно прижалась к нему всем телом, не желая отпускать. Джереми лишь на мгновение затаил дыхание, не двигаясь. Он не знал имел ли права поддаваться ей, ведь если посудить, то они пришли к тому, что могло случиться в любой момент и эта дрянная сплетница лишь одна из возможных причин по которым бывший рейвенкловец не мог находиться здесь, рядом с ней. В любой момент, рано или поздно, что-то обязательно привило бы их к этому разговору, к тому самому моменту в котором он должен был понять, что пока ещё не поздно нужно отпустить, отступив назад и исправив ошибку. Поступить правильно, так, как делают в его реальном мире. Но вместо этого Кавендиш аккуратно поднял руку вверх, властно сжав хрупкую талию Блоксам в своей широкой ладони. Он прошёлся по контуру её скул, заставляя блондинку отстранится от его груди, приподнимая голову девушки за подбородок, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. Снова эта надежда, на этот раз напополам с немой просьбой, почти мольбой. Так что же, чёрт возьми, было правильно в том, чтобы уйти? Джер склонился ближе к лицу школьницы и, помедлив лишь один глубокий вздох, так неожиданно чувственно коснулся её губ поцелуем.

 Отправлено: 09.01.11 00:13. Заголовок: Быть Анной оказалось..

Быть Анной оказалось проще, чем она думала. Стоило только допустить подобную мысль и воспроизвести в памяти все стандартные улыбки и жесты старшей сестры, как Ровэн практически ощутила, что где-то внутри все изменилось, и, казалось, не осталось ни малейшего сомнения, а только ведущая вперед уверенность в себе и в том, что окружающие не смогут сопротивляться натиску. Стоило только поверить, только вспомнить о том, как многие годы она мечтала стать той, кто спал в соседней комнате, кем гордились родители, всегда ставя в пример, той, глядя на которую окружающие всегда восхищались, попадая под невидимые глазом чары, дарованные самой природой. Сколько раз Ровэн мечтала, что однажды проснется и станет ею, но всегда оказывалось, что стараний девушки недостаточно и, как бы светловолосая не пыталась, но она никак не могла достигнуть той планки, которую задавала старшая сестра. Так было всегда, а теперь можно было просто притвориться, что Анны нет, что ее никогда не существовало. Была и есть только она, Ровэн Блоксам, которая пусть и не так очаровательна, ее фигура не такая точеная, а цвет глаз не такой уж чистый, буквально манящий - Ровэн была не такой, но Кавендиш не знал этого, воспринимая бывшую хаффлпафку такой, какой она стала. Какой она хотела быть, пусть чуточку лучше, чем в реальности, но все это было лишь для того, чтобы нравится аврору, сидящему совсем близко.
Как хотела она лишь одним своим жестом, одним взглядом подчинить себе его, сломить железную волю ирландца для того, чтобы тот превратился в бездумного влюбленного мальчишку, способного забыть все ошибки прошлого для того, чтобы вернуть то ощущение беззаботное счастья, что некогда было у них. Ровэн готова была на все, мандрагора подери, даже пойти на сделку с Дьяволом, совсем не подозревая, что чуть раньше уже преступила эту грань, и душа ее стала проклята задолго до этой встречи с аврором в зале суда. Но в этот момент Блоксам готова была решиться еще на одно желание, но удача (или Дьявол) отказала ей, не желая подчинить волю Джереми. Холодный рассудок мужчины сопротивлялся, на него не действовали чары, полученные от демонов, ему отчего-то не нужна была эта красивая блондинка, улучшенная копия какой-то скромной растрепанной хаффлпафки из прошлого, которая боялась всего, даже собственных чувств. Аврору отчего-то нужна была именно она, нужна были ее слова и объяснения, и он совершенно не желал променять их на красивую обертку с идеально уложенными локонами и длинными ногами.
Его слова били, словно пощечина: Ровен отводит взгляд в сторону, а манящая улыбка в одно мгновение сменяется гримасой боли, потому что Блоксам действительно больно (она почти физически ощущает, как чьи-то холодные пальцы сжимают ее внутренности, заставляя пробегать дрожь по ее нежной коже) вспоминать о прошлом. Не о тех радостных днях, когда Джереми представлялся ей тем самым, которому она готова была подарить всю себя, перед глазами бывшей хаффлпафки встает ее собственный образ, такой костлявой девчонки, немного несуразной, трусливой и излишне мечтательной, которая должна была умереть еще в детстве, чтоб не мучиться всю оставшуюся жизнь от осознания собственного несовершенства. Этот призрак прошлого буквально является ей: Ровэн могла бы поклясться, что видит этот образ прямо сейчас, в зале суда, вон там, между вторым и третьим рядами, в двух шагах левее от прохода - она видит эту проклятую девчонку, которая должна была умереть, потому что жизнь для таких невыносима.
Ровен не выдерживает и крепко зажмуривает глаза, ей потребовалось несколько мгновений, чтобы прогнать этот призрак прошлого и снова вернуться в настоящее, где она другая, совсем другая... Та юная девочка отныне была заперта глубоко внутри, и Блоксам готова была на все, лишь бы не дать ей вырваться, однако воспоминания о прошлом, так или иначе, но приходилось делить с призраком. Вернув себе былое самообладание, светловолосая крайне аккуратно поддевает шаль, отделяющую прошлое от настоящего, и выуживает оттуда, словно из стальной шкатулки, воспоминания - свои неосторожные слова, которые тогда так сильно обидели аврора.
- Я никогда не обманывала тебя, - произносит Блоксам, каждое слово дается ей с неимоверным трудом, словно при каждом звуке ей выдергивают зуб. При такой пытке невозможно лгать, хоть Ровэн и никогда не смела сказать ложь в присутствии Кавендиша. - Тогда я была маленькой испуганной девчонкой, - продолжает светловолосая, пытаясь сдержать в своем воображении призрака, который вновь начал проявляться в зале суда. Чтобы не смотреть на него, Блоксам резко поворачивается к Джереми, впиваясь в того взглядом, полного мольбы о том, чтобы он поверил ей и больше не мучил, не заставлял вспоминать то, что она так старалась забыть, буквально вычеркнуть из собственной памяти. - Я должна была так поступить, чтобы ты не видел.. - светловолосая запинается, а с ее языка так и не срывается это уничтожающее "не видел, какой жалкой я была, как пыталась уничтожить сама себя".
Рано или поздно, но это должно было произойти: розовые очки Кавендиша растрескались бы, и тому предстала бы не очаровательная молоденькая девушка, а та, кто всем своим существом ненавидит себя. Он бы был разочарован в ней, а видеть подобное проявление во взгляде аврора было для нее невыносимо; тогда эта перспектива казалась настолько ужасной, что светловолосая предпочла уйти, чтобы Кавендишь запомнил тот волшебный образ, в который был влюблен. Аврор никогда не должен был узнать что стало с той девчонкой, и какой страшный путь ей пришлось пройти, чтобы стать той, кем она сейчас предстала перед ним.
Она не в силах была сказать что-либо еще, пускаться в пространственные объяснения и вновь вспоминать тот злосчастный день - это было выше ее сил, и мысленно Блоксам молила Джереми лишь о том, чтобы он поверил ей, ведь та пара фраз далась ей с таким трудом, будто аврор клещами вырывал из нее слова. Ему нужно было просто поверить ей, а так же в то, что в тот момент существовала другая сила, более властная, которая подогнула под себя желания Ровэн и заставила хаффлпафку совершить ошибку, которую можно было исправить сейчас. Или, быть может, пути назад не было. Этот груз прошлого давил на ее плечи, словно каменная глыба: разговор оказался куда большим испытанием, чем можно себе вообразить, предлагая старому знакомому выпить чашечку кофе.
- Извини, - произносит Ровэн, резко поднимаясь со скамьи и расправляя складки на юбке. Она порывается сказать что-то еще, но подходящие слова никак не идут ей в голову, она и без того уже чувствовала муки совести за то, что побеспокоила аврора, заставила того вновь вспомнить то, что, быть может, все еще существовало только лишь в памяти светловолосой.

***

Когда-то давно, когда Ровэн была совсем еще маленькой и боялась засыпать одна, отец каждый вечер читал ей сказки. Он опускался на краешек ее кровати, укутывал дочь поплотнее в одеяло, пододвигал ближе забавную лампу в виде фигурки ангела, который в своих руках держал свет, и открывал книгу, чуть потертую от времени и кое-где с мятыми страницами, но с неизменно красочными картинками, которые так захватывали дух маленькой Блоксам. Она до сих пор хорошо помнила его голос, специально смягченный для нее жесткий мужской баритон, в котором появлялись нотки нежности, когда мистер Блоксам рассказывал Ровэн о приключениях героев, которые неизменно заканчивались победой добра. Множество сказок слышала Ровэн, сладко засыпая еще где-то на середине рассказа, но с уверенностью в том, что принц обязательно спасет принцессу от дракона, а чары злой ведьмы рассеяться. Она искренне верила в эти истории, с детства привыкая считать, что любая добродетель непременно будет вознаграждена. Но чем старше становилась Ровэн, тем отчетливее осознавала, что никакие драконы за принцессами не охотятся, а злые ведьмы, по всей видимости, давно вымерли. Вместе с ними же на тот свет отправились и прекрасные принцы, как бы печально это ни звучало, а если нет прекрасных принцев, то значит не сможет осуществиться никакой сказки. И никогда она не станет принцессой, жизнь которой просто обязана была ознаменоваться этим утопичным "и жили они долго и счастливо".
Вместо волшебных сказок, реальность все больней била по ее мечтам. Стоило только вырасти из того возраста, когда ей читал вслух отец, как магия историй тут же куда-то подевалась, а вместо нее появилось множество зеркал, в которых отныне Ровэн разглядывала не свое новомодное голубое платье с атласными лентами, подаренное ей на день рождения, но и себя; такую себя, которая ни разу не походила на красавиц из сказок. Как могла она все еще верить в этим волшебные истории, если никогда не была в них главной героиней, уступая это почетное звание старшей сестре. Именно Анна была принцессой, именно она была красива, умна и утонченна, именно рядом с ней постоянно были прекрасные принцы. Укрываясь за тяжелыми портьерами, светловолосая следила за сестрой: не для того, чтобы затем нажаловаться родителям, а для того, чтобы наблюдать за жизнью той так, словно перед ней снова раскрывалась книга, иллюстрации которой оживали в ее воображении. А чуть позже, Анна и сама рассказывала ей эти маленькие "секреты", наклоняясь к уху светловолосой, мягко касаясь своей нежной рукой острого плечика Ровэн, старшая Блоксам тихо, "по-сестрински" рассказывала о поклонниках, обещавших ей невиданные богатства и обожание, и все только подшучивала над их словами, в то время как младшая никак не могла взять в толк почему же ее сестра не хочет поверить в волшебство. Спустя пару лет, Ровэн заставила и себя разочароваться в тех волшебных историях, услышанных в детстве.
Стоило только Джереми коснуться ее губ своими, как сердце девушки тут же замерло, она и сама затихла, буквально скованная теми новыми ощущениями, которые дарил ей аврор. В одно мгновение ее воображение вновь наполнилось всем тем волшебством, которое светловолосая так старательно от себя отгоняла, стараясь позабыть, как нечто совершенно незначительно и не важное. Но только теперь, в крепких объятьях Кавендиша, Ровэн неожиданно поняла насколько важно все это было: все те магические истории, все то, что когда-то она сама себе придумала и уже тогда заранее знала, что будет счастлива лишь в том случае, если реальность начнет идти по следам сказки. Это волшебство ожило, именно в тот момент.
Она не могла позволить себе мысли о том, что Джереми так же увлечен ею, как и она, когда перечитывала десятки раз его письма, написанные аккуратным почерком (не подстать ее, буквы которого в волнении то и дело прыгали); Ровэн не верила, не хотела верить, чтобы затем не было больно от неизбежного разочарования, но стоило только аврору перейти грань недосказанности, как Блоксам тут же почувствовала себя счастливой. Ее робость продлилась недолго: подтянувшись на носочках, Блоксам едва коснулась щеки Кавендиша своими озябшими пальчиками, аккуратно отстраняясь от мужчины всего лишь на пару сантиметров, только лишь для того, чтобы заглянуть в его глаза и дать безмолвный ответ на повисший в воздухе вопрос; отныне Ровэн не сомневалась, теперь она наверняка знала, что Джереми является для нее кем-то большим, чем просто тот, кем может увлечься молодой разум. Она это чувствовала, где-то там, внутри, что этот высокий мужчина именно тот, кто сможет оберегать ее всю жизнь, а она в ответ подарит свою безграничную любовь, только ему одному. Блоксам улыбнулась, так искренне и открыто, как не улыбалась уже долгие годы, ловя каждую секунду этого самого мгновения и не желая отпускать его так просто. Чуточку помедлив, светловолосая поцеловала аврора вновь, едва уловимо и нестерпимо нежно касаясь его губ, и пытаясь подарить в этих мимолетных прикосновениях нечто большее, оставить какую-то частичку самой себя. А затем, наклонившись к его уху, Блоксам прошептала: - Теперь я точно никуда тебя не отпущу, - сама поражаясь собственной храбрости, внезапно проснувшейся в ее дрожащем сердце.

 Отправлено: 01.02.11 18:55. Заголовок: "over and over y..

"over and over you make me fall for you
over and over i try not to…"

Судьба иногда может оказаться очень забавной штукой, особенно когда не подозреваешь о том, что она подготовила для тебя на завтра. Они находились друг от друга так близко, что аврор касался её хрупкого плеча, чувствуя ласковое, манящее тепло тела даже через слой одежды, было так просто перестать сопротивляться и раствориться в этом моменте, податься чуть вперёд и сжать тонкую талию в своих властных объятиях; тихо, будто боясь что здесь, в пустом и мрачном министерском зале, их сможет кто-то услышать, попросить её, чтобы она больше никуда не исчезала, навсегда осталась с ним, прислонившись щекой к широкой груди, вслушиваясь в тревожный стук сердца, которое там всегда будет биться для неё - так просто, всего лишь сделать вздох и перестать думать, но он не мог. Где-то глубоко засевшая обида ни на секунду не покидала его вот уже на протяжении целого года, ирландец хотел верить в то, что смог справиться с ней, отпустив на ветер все воспоминания, спрятав на самую дальнюю полку (выкинуть совсем у него так и не хватило смелости) все её письма, спрятав там, между тонкими конвертами и кусочек души, что навсегда был связан с неуверенной в себе, маленькой девочкой с глазами цвета неба, такими живыми и искренними, но ошибся в попытках обмануть самого себя. Стоило только блондинке окликнуть его, улыбнуться своей новой, не похожей на ту, что он бережно хранил у себя в памяти, улыбкой, коснуться руки и захотеть, чтобы всё было как раньше, пожелать вернуть его обратно себе, как внутри Джереми что-то дрогнуло, скользнув слабыми стуками по венам, разрушая вдребезги те надуманные отговорки, перечёркивая то, чем он дышал всё это время. Он хотел сопротивляться ей, из последних сил вырывая из груди правильные слова, ведь его учили не повторять ошибок прошлого, потому что это ещё никого не приводило к хорошему концу. И ирландец был прилежным учеником, никогда не допускал слабости, считая её пороком из-за которого люди постоянно оступаются, больно падая вниз прямо на твёрдую каменную кладку бесконечных улиц, что оставит свои идеально ровные следы прямо на лице. Он ещё не знал о том, что некоторым вещам сопротивляться бесполезно, потому что нужно быть слабым, переступая через себя без сожалений, чтобы обрести нечто большее, похожее на счастье.
И теперь Кавендиш был здесь, чувствовал спиной твёрдую деревянную гладь скамьи для стажёров, что внимательно следили за правосудием в действии, для близких друзей с обеих сторон и для прохожих, безразличных к тем, чья жизнь сойдёт с одного конца молотка; сжимал маленькую ладошку Блоксам, не подозревая о том, что их всегда связывало немного больше, чем они думали. Невозможно было запомнить жизнь целиком, даже если она была твоей, в бесконечном океане памяти выживают лишь самые важные, отмеченные неровным пульсом моменты, что при малейшем желании всплывают яркими вспышками перед глазами, ослепляя всего лишь на секунду, но заставляя чувствовать это буквально кожей, воплощая, казалось, невозможное - возвращение в прошлое, мимолётное и больше похожее на несуразный бред, но ведь когда-то это и правда произошло. Аврор просто забыл о том, что в школе (те времена сейчас ему представлялись ранним приятным детством, больше похожие на затянувшиеся летние каникулы и семь лет жизни теперь длинной лишь в один глубокий вздох) ему однажды удалось заполучить одну из самых красивых девушек на зависть своим менее удачливым друзьям. Она была воплощением чистого совершенства и внутри неё, смешиваясь с кровью, разливалась от самого сердца и до кончиков пальцев сама гармония. Голос не слишком ласковый, но всегда приятный, кожа такая мягкая, бархатная, но в тоже время гладкая, и волосы цвета солнца и пшеничного поля, мягкие словно шёлк. В ней была сосредоточена магия, которая создала девушку лишь для того, чтобы притягивать к себе внимание, заманивать близко-близко и никогда не открываться полностью, она умела влюблять в себя, могла запросто проникнуть в чужие мысли, заполняя их собой и оставляя после приятный аромат необъяснимого, но пленительного сочетания. Он не долго называл Анну своей, и теперь это воспоминание стало ненужным, заставляя Джереми забыть. Забыть потому что чары рассеялись моментально, оставив после лишь глухую пустоту и неприятное ощущение того, что всё это никогда не было и не станет настоящим, поддельные чувства, что ослепляли, призывая быть безвольным рабом хладнокровной девчонки, которая привыкла добиваться всего своей улыбкой. Если бы он только мог вовремя вспомнить, кого именно напоминала ему слишком чужая Ровэн, то наверняка заставил бы её остановиться, прекратить тянуться к пустому наваждению, что рассеивалось словно дым стоило лишь коснуться.
- Мне нравилась моя маленькая испуганная девочка. - слова ему кажутся такими чужими, наверное, потому что у аврора ещё никогда не было подходящего случая, чтобы произнести вслух нечто сокровенное, настолько интимное и личное для него, что голос еле заметно дрогнул и он тут же отвёл взгляд в сторону, нахмурившись под натиском собственной нерешительности. Тот, кто частенько рискует жизнью, находясь под перекрёстным огнём смертельных заклинаний, без лишних сомнений сражаясь за чужие жизни до последнего вздоха, тот самый парень, что расправляется со злодеями словно сошедший со страниц настольных сказок на ночь, порой даже появляясь в самый нужный момент задолго до того, как кто-нибудь попросит о помощи, сейчас чувствовал себя... скованным и робким мальчишкой, который боялся больше того, что будет, если он признается вслух о своих чувствах, нежели того, чего может не быть, если он вдруг решит промолчать. А ведь взрослые люди для того и прожили не мало, чтобы сменить юношеские страхи на новые, более весомые, осознавая другую грань вещей, но впервые Кавендиш просто не мог перестать вести себя так, всё ещё внимательно рассматривая шнурки на своих ботинках. Блоксам когда-то была мечтательной и наивной хаффлпаффкой, но его, той самой, которая нравилась ему настолько сильно, что ради нескольких часов рядом он добирался до Хогсмида чёрти откуда, хотя в его возрасте пора было иметь семью, неприлично большой дом где-нибудь на берегу океана и детей, самых любимых и красивых на свете. И она знала не хуже него, даже если ирландец о многом молчал, как сильно он хотел быть именно с ней, а не с той, что сейчас отводила взгляд в сторону и нелепо извинялась за то, что теперь могла позволить себе такие юбки, скромно выставляя на показ свои стройные ноги. Зачем она хотела быть кем-то другим? - Так ты решила снова это сделать со мной? Уйти, потому что думаешь, что так будет лучше для меня. Откуда тебе знать, как будет лучше? - Джереми поднимается с места и, дёрнувшись вперёд в быстром порыве, кладёт руки на плечи блондинки, заставляя её остановиться и снова посмотреть ему прямо в глаза. Он делает глубокий вздох и медленно смещает горячие ладони к тонкой шеи Блоксам, продолжив после секундой паузы: - Если ты хочешь уйти, то я не стану тебя останавливать, но и не хочу, чтобы ты вернулась снова. Или...
Он не станет задавать ей вопросы, которые сейчас казались слишком лишними. Может быть когда-нибудь потом, когда он сам будет готов услышать правду, но не сейчас. Наверное, Кавендиш просто понял, что пришло время перестать себя вести будто на работе, выматывая саму душу, силой выбивая признания или кусочки огромной головоломки, которую он так страстно, фанатично пытался решить, чтобы изменить мир к лучшему. С ней нельзя было так обращаться, и поэтому его интересовала лишь та часть, в которой девушке было так трудно ответить на письмо, заставить поверить в то, что ему есть чего ждать. Что она однажды вернётся, потому что слепая тьма медленно убивала аврора. Она разрывала его на части, и каждый раз когда он был готов отпустить Ровэн к нему возвращалась надежда, она душила его, оставляя уродливые следы на коже и связывала руки, наливая запястья свинцом, тогда он просто не мог ничего сделать, навечно застряв на мёртвой точке. - ...ты можешь угостить меня горячим шоколадом и на этот раз остаться.