Отправлено: 26.11.09 23:20. Заголовок: Проводники и проводы

Участники: Каролина Шор, Роберт Гэммел.
Время и место: 1 сентября 1977, Хогвартс-экспресс.
События: Да черт их знает, купе общее.

 Отправлено: 27.11.09 00:03. Заголовок: Слишком улыбчивые лю..

Слишком улыбчивые люди привлекают разве что дантистов. Роберт Гэммел не любил заглядывать людям в рот, поскольку долго не мог избавиться от неприятного чувства, будто беседует с лошадью. Бывает же так – начнешь общаться с человеком, вроде бы умный, интеллигентный, образованный, а стоит открыть рот и вдруг как-то понимаешь – нет, не человек. Конь. И звуки выдает соответствующие. Гэммел нахмурился. Сравнивать Альбуса Дамблдора с конем казалось пиком абсурда, из всего многообразия животных форм величайший волшебник всех времен и энциклопедических справочников ассоциировался, ну быть может, с ослом – такой же упертый и любит сахарозу. Сахарозу, ослов и Дамблдора Роберт Гэммел слегка не уважал; помнил: от сладкого случается диабет, от ослов долго ноет седалищный нерв, от общения с директором Хогвартса – и то, и другое. Как бы то ни было Гэммел согласился. Он не мог не согласиться. Роберт славился своей безотказностью, скромностью, добропорядочностью и любовью к людям. Иными словами, после шестичасовых переговоров на тонах близко ультразвуковых, теперь уже профессор Гэммел соглашался на что угодно, в том числе продать душу дьяволу. Конечно, при условии, что дивиденды от сделки будут переведены в какой-нибудь благополучный, пользующийся хорошей репутацией, чистенький, прибранный швейцарский банк, а, вот скажем, не в носок. Да, Гэммел согласился. В конце концов, Гэммел, Роберт Гэммел звучит, безусловно, впечатляюще; но Гэммел, профессор Роберт Гэммел – гораздо, гораздо более впечатлительно. Особенно для личностей слабохарактерных – детей, стариков и литературных критиков, с некоторых пор возымевших привычку самым пренеприятнейшим образом портить профессору жизнь. Нет, публикации Гэммела вовсе не критиковали. Публикации Гэммела месяца четыре как не трогали, вообще не трогали – ни пером, ни пальцем. А Роберт Гэммел никогда не был недотрогой. В общем, печальная история и, как всякая печальная история, началась тоже крайне печально. А именно с проклятья.
«Дамблдор пришел незваным. Приторный аромат лимонного щербета, лимонная мантия и кислая физиономия заставили меня насторожиться. «Ага, значит, запахнет жареным», - решил я, собираясь было захлопнуть двери, когда…». Когда понял, что визит Дамблдора, сколь бы не приятным он не выглядел на первый взгляд, на второй взгляд («Я получил ваше письмо, мистер Гэммел. Очаровательная сова и почерк у вас красивый») выглядел еще хуже, ибо был вполне запланированным. Да, Гэммел вызвался преподавать сам. Роберт Гэммел был новатором, инициатором и катализатором – научных открытий, сердечных приступов и брожения умов… На утро Роберт проснулся в прекрасном расположении духа. Последующие за тем утром шестнадцать полдней – в таком же. Сегодняшний день не выпал из общего ряда. К поездке в школу профессор готовился основательно. Первым делом захватил полное собрание собственных сочинений, три сменных шляпы, семь мантий (надо – докуплю) и маггловскую зубную щетку. Гэммел был готов. Роберт Гэммел. Профессор.
«И вот поезд отдал швартовые». Впрочем, нет. Никаких швартовых у поезда не оказалось, поэтому строчку пришлось переписать заново: «И вот поезд отдал коньки». Эта фраза звучала значительно лучше, Гэммел улыбнулся и, засунув пергаментный свиток в нагрудный карман мантии, двинулся вдоль вагона. Достигнув первого попавшегося купе, Роберт остановился, огляделся по сторонам и… вошел. Просто вошел.
— Добрый день, — поздоровался он с женщиной, успевшей занять купе первой. — Я – Роберт Гэммел. Это – мой чемодан. Да, все четыре. А это – наше с вами купе. Отличная компания, не так ли? Приятно познакомиться.
Не дожидаясь реплики попутчицы, Гэммел опустился на сиденье и развернул пергамент.
«…поезд отдал коньки. Я отдал последнюю честь. То ли еще будет, - записал он, уставился на женщину и добавил: - Нет, не оргия. Нас было только двое».

 Отправлено: 27.11.09 01:20. Заголовок: Жил был во времена о..

Жил был во времена отвоевания Константинополя и крестовых походов некий поэт Алигьери Данте. Жил не тужил, трудился в поте лица и серьезно баловался религиозными учениями. Данте тот был магглом от макушки до кончиков пальцев и в середине своей жизни написал поэму (что, в принципе никак не связанно между собой), известную в узких кругах и по сей день. Поэма эта была про его путешествие в Ад (место, куда попадают все непослушные Пожиратели смерти после, собственно, смерти). По его версии Ад – это воронка, состоящая из девяти кругов. На каждом круге по смертному греху со всеми вытекающими, плюс бонус в самом начале в виде душ не интересных (другими словами тех, кто при жизни ни нашим, ни вашим), не крещеных младенцев и прочих, приятных во всех отношениях, существ. Ну, так вот… Данте, мужик, ты не прав! Ты просто катастрофически не прав! Ад – это платформа девять и три четверти, заполненная невменяемыми детьми, их родителями, совами, кошками и прочими, прочими ни черта не привлекательными существами! Ад – это Хогвартс Экспресс, заполненный все теме же мерзкими и вопящими результатами грехопадения родителей, в народе нареченными «детьми»! Ад – это сам Хогвартс, в конце концов!
- Я что на это согласилась? - с отсутствующим выражением лица прошептала Шор, входя в единственное в вагоне пустое купе.
Зачем она здесь и есть ли еще возможность удрать? Медленно и совершенно отрешенно (см. невменяемо) женщина убрала чемодан на вверх. Раньше этот поезд вызывал в ней куда более приятные ощущения, можно даже сказать счастье, а теперь что? Только одно устойчивое, резкое, глубокое, навязчивое, неугомонное, патологическое, радикальное, удручающее, маниакальное желание взорвать все к чертовой матери. Буквально свалившись на сиденье, Шор схватилась за голову. На манер Данте, она мысленно принялась описывать круги ее собственного, ни на что не похожего ада… Когда дверь купе тихонько затарахтела, новоявленный преподаватель маггловедения уже дошла до третьего, где особо тучных и громких студентов градом из камней размазывало по… Кхм, к слову, о купе. Перед Шор предстал уже немолодой, высокий мужчина с блестящими голубыми глазами: «Цербер», - единственная мысль, которая успела родиться, пока он, немолодой и высокий не открыл рот.
- Добрый ли, - Каролина нервно улыбнулась, толи в знак приветствия, толи в отклик, разыгравшейся фантазии, в которой, к слову, этот самый мужчина, отчего-то наряженный в костюм трехголовой собачки, феерично отрывал кусок от рыжего мальчугана в форме цветов Хаффлпаффа, что так неосторожно пролил вишневый сок на чемодан Шор около получаса назад, и протянула Роберту руку, - Каролина, приятно познакомится.
Таким вот рукопожатием она несколько месяцев назад закрепила договор о продаже души и мозгов соответственно. Ностальгические настроения, накрывшие Шор в эту минуту, застучали в висках очередным труднопреодолимым желанием что-нибудь (или кого-нибудь) взорвать. Колоссальным усилием воли женщина выдавила из себя улыбку. Делать нечего. Поезд уже заохал и заухал, оповещая начало конца.
- Роберт Гэммел? Тот самый? – тот самый, разумеется, условно, надо же с чего-то начинать? пускай, даже так, лукавя; уткнувшись лбом в дребезжащее стекло окна купе, Шор углубилась в изучение черных лакированных туфель мистера Гэммела, которые сейчас отчего-то казались ей крайне интересными, или это совесть? - Отличные туфли, знаете ли.

 Отправлено: 27.11.09 01:58. Заголовок: Ложь по сути ничем н..

Ложь по сути ничем не отличается от правды, только пахнет лучше и за нее не приходится платить алименты. А вот за правду приходится. Да, собственно, так и есть – во всем виновата генетика. Иначе говоря, если в вашем роду колена этак до десятого рождались сплошные праведники, высок риск заиметь в ближайшем будущем самого настоящего антихриста. Ничто так не прельщает чертей, как монашеская ряса. На худой конец сойдут благие помыслы. Семейство Гэммелов издревле славилось необычайной набожностью – на бога они уповали, а вот Гэммел с пару месяцев назад решил наложить. Запрет. И выбросил Библию. Малость расстроился, погоревал денек другой и взялся за перо. Подумать здраво, каждый живет по собственным заповедям, самыми удачными из которых не грех поделиться с общественностью. Первая заповедь Роберта Гэммела гласила: «И не будет у тебя Бога, кроме меня, Роберта Гэммела, Роберт Гэммел»; вторая: «Иди и возвести об этом миру»; третья: «Прости, в следующей раз я напомню о камнях». Далее шли совсем не интересные заповеди, чем-то смутно напоминающие пересказ медицинского справочника. А следом за ними, где-то в середине стояла аксиома, нерушимая, актуальная: «Заметил ложь – обличи ее и пусть истина восторжествует. Напоминаю о камнях».
Гэммел перевел взгляд на женщину. Молодая, растрепанная и… злая. Злые женщины Гэммелу нравились. В злых женщинах есть огонек, то есть то самое, чего так часто не хватало его старой пороховнице.
— Почему не добрый? Очень даже добрый. И вполне себе день, — Роберт улыбнулся поверх записей. — Потерпи поезд крушение, тогда я, вероятно, изменю точку зрения. Она станет плоской такой, расплющенной. Но мне бы искренне этого не хотелось.
Искренне Гэммелу не хотелось многого. Например, мнимой популярности. Он был талантлив и, как всякий талант, полагал – мнимым в этом мире может быть все что угодно вплоть до денежных премий; слава бывает только заслуженной. Свою славу профессор Гэммел заслужил, оттого не очень жаловал, когда кто-то в этой славе сомневался, либо тщился спекулировать на его славном имени. Или поминать всуе, что тоже было опытом не из приятных.
— Врать не хорошо, юная леди, — профессор отложил рукопись. — Я-то действительно «тот самый Гэммел», но вы, сдается, о «том самом Гэммеле» не знаете ровным счетом ничего. Скажу больше – уверен, предложи вам выбрать из двух вещей – мои туфли и мое лицо – знакомую, вы бы остановились на втором. Хотя верно, туфли потрясающие. Я их обожаю.
Гэммел снял шляпу, аккуратно водрузил на столик, сощурился.
— И что преподаете, коллега? Определенно не ЗоТИ. Быть может, прорицания… или маггловедение? Давайте что ли знакомиться. Не люблю думать в одиночку.
Гэммел улыбнулся. Новые знакомства не бывают лишними. Разумеется, пока дело не дойдет до алиментов. Впрочем, поезд скорее дойдет до Хогвартса. Роберт погрустнел.

 Отправлено: 27.11.09 15:16. Заголовок: - Отчего же сразу «в..

- Отчего же сразу «врать»? – Каролина улыбнулась, по крайней мере, маразмом ее собеседник не страдал, - Я только несколько извратила действительность… «Тот самый, который открыл дверь купе», «тот самый, который сел напротив», «тот самый…» да что угодно «тот самый»! Обычно, никому на самом деле не интересно, что ты из себя представляешь… Поэтому, зачастую, достаточно одной неоднозначной фразы и собеседник к тебе не только расположен, но и грешным делом, полагает что человек перед ним крайне приятный и вообще во всех смыслах располагающий.
Шор не была проницательным человеком, не разбиралась в психологии и особой наблюдательностью не отличалась. Все ее выводы о человеке делались сиюминутно. Кому-то это покажется слишком поверхностным, возможно, неприемлемым, но для Шор другого, более верного способа держать окружающий мир подальше от себя просто не существовало. Играть по правилам другого человека, видеть его таким, каким он хочет, чтобы его видели – вот лучшее решение. Ну, так вот, Роберт производил впечатление человека интеллектуального, честолюбивого, можно даже сказать тщеславного, человека, который слишком хорошо знает себе цену, человека, для которого размениваться по мелочам неприемлемое расточительство. Все от его внешнего вида, до манеры держать пергамент. Как и Дамблдор мистер Гэммел одним только взглядом творил невообразимые вещи, располагал к себе, даже не начиная говорить. Возраст ли или же что-то природное, затаенное – пока женщина понять не смогла.
- Но Вы правы, - Каролина разгладила складки мантии, скорее рефлекторно, чем с каким бы то ни было скрытым смыслом, - Я не знаю о Вас ровным счетом ничего, но в этом мы, согласитесь, схожи.

- Коллега? Видимо, для студентки я выгляжу слишком старо, - нарочито тяжелый вздох, - Вы снова правы, я новый преподаватель маггловедения. А Вы?
С методами дедукции и индукции Шор никогда не дружила. Видеть связи, опираться на логику, психологическое основание или еще что похуже – увольте. Она могла говорить только о том, что видела и слышала сама, но некоторые умозаключения, время от времени, в виде озарения, все же случались. Как, например, сейчас.
Шор широко улыбнулась: «Неужели та-самая-проклятая-должность?»
- Невероятно, – Каролина убрала волосы с лица, - Очень смело с Вашей стороны. Хотя Вы не похожи на человека, которого может напугать что-то подобное. Я даже завидую немного… Хотела бы я не бояться проклятий.
Шор замолкла. Мысли, что в ее ситуации все еще боятся проклятий довольно глупо, неприятно завозились в голове. На очереди в списки великомучеников среди магглорожденных волшебников она на первом месте. Согласиться на эту должность, будучи магглорожденной, все равно, что залезть на прилавок в «Горбин и Бэрк» и размахивать флагом с надписью «убейте меня, я маггл!»
- Некрасиво с моей стороны интересоваться такими вещами, но все же, - но все же это Каролина и ей плевать на то, что красиво а, что нет, - Сколько Вам заплатили за Вашу душу, мистер Гэммел? Хотя, глядя на Вас, могу предположить, что не мало. Я же отдалась за даром… Что не удивительно.
Двусмысленно и странно. Но настроения, которые сегодня буквально разрывали Шор на части, желая, видимо, ухватить себе кусочек побольше, уже начинали действовать на нервы своей неспособностью выбрать какое-нибудь одно направление и развиваться сугубо в рамках выбранного. Поэтому Каролина начинала хандрить. А хандра, как известно, дело нешуточное… И ведь это только начало учебного года.
- Надеюсь, Вы хотя бы детей любите...

 Отправлено: 27.11.09 16:39. Заголовок: — Не засчитано, мисс..

— Не засчитано, мисс – мисс? — Гэммел задорно улыбнулся. — Ни про двери, ни про «сел напротив». Понимаете, Каролина. Кстати, на всякий случай требую взаимности – просто Роберт. Так вот, понимаете, Каролина. Впервые «тот самый» бывает под венцом и в постели, с купе и дверьми несколько сложнее. Это первая дверь, которую я перед вами открыл, и первое сиденье, на которое я перед вами сел. Так что враки и увертки, юная леди. Но лжете и уворачиваетесь вы красиво. Признаю.
На тернистом пути казуистики очень легко сбиться с дороги и вместо во всех отношениях привлекательного титула «гениального острослова» обзавестись несколько менее привлекательной табличкой «остророгого козла», тогда как – ни для кого не секрет – подлинный мастер словесной эквилибристики должен уподобляться легконогой, в данном случае легкой на язык, горной серне, иначе словесная перепалка грозиться вытечь… кхм, хотелось бы сказать в перелом бедра, но, увы, чаще всего через уши. За компанию с черепосодержанием. Роберт Гэммел по праву считался прекрасным собеседником. В беседе он никогда не позволял себе лишнего. Так, скажем, во время спора Гэммел никогда не затрагивал родственников оппонента дальше третьего колена, поскольку знал – едва ли четверть его знакомцев помнит в лицо собственную прабабушку, что уж и говорить о тех, кого посчастливилось запомнить ей. К слову, не обязательно в лицо. Да, Роберт Гэммел являлся воплощением идеального собеседника. Он мог поддержать любую беседу, а иногда даже поднять – на вилы. Или рога.
— С чего вы взяли, что я ничего о себе не знаю? Я знаю о себе достаточно: меня зовут Роберт Гэммел, мне семьдесят и у меня чертовски замечательные туфли. Правда, их мы уже обсудили.
Говорить о себе Роберт мог часами. Его личность обладала всеми качествами, необходимыми для ведения интересной, познавательной, увлекательной и практичной беседы, - она была, эта самая личность. К сожалению, многие лишены и такой малости. А личность профессора Гэммела была воистину всеобъемлющей. Временами казалось, она способна не только вытеснить из комнаты все прочие личности, она вытесняла кислород. Впрочем, сегодня Роберт пребывал в отличнейшем расположении духа, вследствие чего был весел и совсем не хотел обсуждать такие категорически неприятные штуки, как проклятия и способы их воздействия. Куда интереснее обсудить способы противодействия – противоядия и превентивные меры, с другой стороны…
— Та самая. На сей раз воистину «та-самая-проклятая-должность». Моему предшественнику, кажется, оторвало руки. Не повезло, — Роберт говорил будничным тоном, словно предмет обсуждения касался выпечки кексов. — Я храбрец. Самый настоящий храбрец. И цена мне - любопытство. Только не надо завидовать, юная леди, но разрешаю восхищаться. Я человек скромный, мне требуется внимание. Если серьезно. Я не верю в проклятия. Я слишком стар для проклятий и слишком молод для смерти. Итого: восторжествовало равновесие. Я планирую жить долго и счастливо, — Гэммел театрально нахмурился. — Чего и вам советую. Ваша должность хотя бы не проклята. Маггловедение… Хороший предмет. Я сам из магглов. Так что можно сказать, мы с вами дважды коллеги. Предмет вашего изучения в некотором роде затрагивает и меня.
Профессор Гэммел не чурался откровений. Хочешь поладить с человеком – будь в ладах с самим собой и тогда другие к тебе обязательно потянуться. Особенно если другие – симпатичные молодые дамы. Реплику «видимо, для студентки я выгляжу слишком старо» Роберт тактично проигнорировал – для Роберта Гэммела все женщины в возрасте до пятидесяти пяти выглядели одинаково молодо.
— Ну а дети… Дети – просто дети. В моем возрасте приоритеты несколько смещаются. Я люблю овсяное печенье и качественный виски, детей мне достаточно терпеть. А вы? Как относитесь к детям? Погодите, дайте угадаю – никак? Вот в этом мы определенно похожи.
Роберт удовлетворенно кивнул. Вопрос алиментов отпадал сам собой.

 Отправлено: 27.11.09 17:49. Заголовок: «Именно об этом я и ..

«Именно об этом я и говорю», - подумала Шор и рассмеялась, - «Просто Роберт, оказывается, не так прост!»

Мужчины, а особенно в возрасте, не могли не привлекать. Они, мужчины, как хороший коньяк, с годами только крепче и лучше. Чего нельзя сказать о женщинах, которых, к слову, возраст не только уродует внешне, но и методично уничтожает все остальные достоинства от интеллекта до терпимости. Причем постепенно. Вопиющая несправедливость… Мужчин даже морщины не портят!
Каролина закашлялась.

- Я, конечно, могла бы попытаться убедить Вас, что имела в виду совсем другое, говоря о нашем сходстве, - Шор снова улыбнулась, - Но не буду. Того и гляди, узнаю о Вас нечто удивительное и, возможно, компрометирующее… Продолжайте!
Каролина снова рассмеялась. Настроение заметно улучшилось. Женщина расстегнула мантию, чувствовала себя комфортнее и вообще была даже рада такой компании. И в Аду есть с кем приятно провести время, что…приятно. Цербер, но зато какой!

- Не повезло? – Шор перестала смеяться, - Это как посмотреть. Например, моего предшественника и всю его семью убили в собственном доме. Вот это действительно не повезло. Хотя, кто знает… Может впереди нас ждет нечто куда более ужасное, чем смерть. И те, кто уже отмучился, в свете таких событий, покажутся всем редкостными везунчиками.
Каролина улыбнулась. Кто бы знал, сколько раз за эти несколько месяцев на Родине она думала, представляла себе свою дальнейшую жизнь и возможное ее окончание… Нет, за себя она не боялась. Было в ее жизни нечто более ценное, чем собственная жизнь.
- Роберт, Вы храбрец, - вторила реплике мистера Гэммела Шор, все еще улыбаясь, - И я уже Вами во всю восхищаюсь. Нет, честно! Вот так в слух заявлять, что планируете жить долго и счастливо, когда над всей Англией нависает полукровное чучело с комплексом неполноценности и фетишем на чистокровок – это действительно достойно восхищения! Но в ваших словах про равновесие что-то есть… Где-то убывает, где-то прибывает.
И снова статистика. Приняв предложение Дамблдора, Шор вознамерилась залатать дыры в своей информированности насчет ситуации в стране. Слухи – это слухи, факты временами куда приятнее. И то, что она узнала не сделало ее решение хотя бы чуть логичнее… Напротив, по всем параметрам «последний шанс», на который Каролина так понадеялась, может стать действительно последним, если не сказать летальным.
- Не проклята, - Каролина кивнула, как бы соглашаясь со словами Роберта, - Но с ней я получила приятный бонус в виде ненависти студентов, которым близки современные настроения и вся эта чушь про чистую кровь. И сдается мне, что таких в Хогвартсе достаточно…
Новость о том, что перед ней такой же магглорожденный маг, как и она сама, приятно удивила. На самом деле в волшебном мире представителей магглов не так много, как скажем, полукровок. Оно и понятно, в принципе. Но, тем не менее, факт еще одной точки соприкосновения с мистером Гэммел не мог не порадовать Каролину. Каролина порадовалась.
- То, что Вы магглорожденный и дожили до семидесяти, - женщина снова рассмеялась, будто бы неприятных разговоров и не было совсем, - Знаете ли, внушает надежду.

В дверь купе постучали. Женщина с тележкой и сладостями вопросительно уставилась сначала на Шор, а потом и на Роберта. Каролина хотела было с горя наестся конфет, но потом передумала. С годами становится труднее избавляться от жировых отложений, а рисковать фигурой, которой она всю свою жизнь была, в принципе, довольна, не хотелось.
Отрицательно покачав головой, женщина вернулась к созерцанию сидящего перед ней профессора по защите от темных искусств. Мысль, что в семьдесят ей хотелось бы выглядеть так же хорошо, вызвала не то, чтобы улыбку, скорее смешок – ну, да как же, дожить бы хотя бы до тридцати…

Тему детей Каролина решила не продолжать. Ворошить в себе что-то, что ворошить не следует, естественно, не хотелось. Собеседник из Роберта был действительно отличный. Достаточно просто сменить направление разговора, мужчина тут же подхватит и даже чуточку больше. На самом деле, страшно подумать, что бывает с теми, кто не симпатичен мистеру Гэммелу. Мастер слова наверняка жесток, непреклонен и в силу возраста категоричен. Ну, да, пока в груди теплится надежда на взаимную симпатию, а Шор Роберт был симпатичен, переживать по этому поводу не стоит, решила для себя Каролина.

- А почему ЗоТИ? – как бы невзначай, - Писали какую-то научную работу? Вы, правда, создаете впечатление человека ученого или даже человека политически активного. Будто прямо с саммита в поезд... Хотя направление для преподавания актуальное. По крайней мере, актуальнее, чем мое.

 Отправлено: 28.11.09 04:41. Заголовок: Счастлив мир, где ос..

Счастлив мир, где основным критерием качественной оценки личности служит ее внутреннее наполнение. Исходя из данной формулировки, можно предположить, Великобритания была счастливейшей страной в мире. Однако не была. Наполнитель наполнителю рознь. Одни ценят человека за духовное содержание, другие – за содержание кишечника, и, право слово, какая жалость, что столь разумная – Гэммел не боялся высоких эпитетов (если падать – только свысока) – страна как старушка Англия выбрала второй вариант. Какая жалость и какая непростительная глупость, страшнее и непростительнее всех запрещенных проклятий вместе взятых. Магия – это всего лишь магия, она не способна убивать, убивают люди. Других, но чаще, конечно, себя. В этом мире Роберт Гэммел не одобрял двух вещей: идиотов и их количество. Происходящее в Соединенных Королевствах иначе как идиотизмом не назовешь - количественным идиотизмом, причиной которого выступал идиот до того масштабный, что половина британского общества попросту не могла произносить его имя – очевидно, боялась выказать себя недостойной, дрожащей челядью, каковой не по статусу произносить имя своего пока лишь теоретического, не коронованного, и все-таки господина. Имя Того-Кого-Нельзя-Называть Гэммел произносил спокойно, без дрожи в голосе и даже так: ВОЛДЕМОРТ! Ибо идиотов нужно знать не столько в лицо, сколько по фамилиям, иначе трудно будет потом предъявить счет. И еще сложнее поквитаться.
Историю предшественника Каролины Гэммел слушал внимательно. Лицо его, мгновение назад такое веселое, помрачнело; не утратив улыбки, Роберт сдвинул брови, глаза потемнели. Нет, это была не ярость, не был это и страх, всего-то печаль – невыразимая печаль о судьбах человечества и человека, ведь, черт подери, человечество – это люди и каждый достоин отдельной истории. Жизни, не смерти. Печаль была невыразимой, потому Гэммел молчал. И потому, что не любил говорить о Смерти. Действительно. Глупо говорить о смерти, когда можно говорить о жизни. Жизнь уникальна и разнообразна, а вот смерть одна и для всех. В общем, дурная тема. Несвоевременная.
— Ничего удивительного в том, что я магглорожденный и дожил до семидесяти не вижу, — сбросив морок, улыбчиво произнес Гэммел. — И надежда тут не при чем. У меня наследственность хорошая.
Дверь в купе открылась, вошла продавщица сладостей. Роберт перевел взгляд на спутницу, но та ничего не купила, тогда профессор взял инициативу на себя. Купил четыре пакетика леденцов и две шоколадки; самые обыкновенные леденцы – малиновые – и самые обыкновенные шоколадки – шоколадные. Разделил сладости поровну, половину себе, половину протянул Каролине.
— Держите, — менторским тоном произнес он. — И не вздумайте есть! Ненавижу сладкое. Оно вредно для организма, от сладкого слипаются мозги. Это для студентов. И не вздумайте делиться! Носите с собой. И шоколадки, и леденцы. Сладости – уравнивают всех. Сладости можно не есть и даже не любить, но аромат шоколада он как-то вдохновляет, внушает доверие. А знаете почему? Потому что сам по себе шоколад очень горький. Ну, невыносимо горький, а пахнет сладко. Это называется «подмена понятий». Вспомните Дамблдора. Тут он мастер. Правда, о моей теории ему, пожалуйста, не рассказывайте. Она моя личная, не люблю плагиаторов, — Гэммел засунул пакетик с леденцами в карман. — Так вот, Каролина. Окружите себя обманчивой сладостью и никто не посягнет на вашу внутреннюю горечь. Ни студенты, ни преподаватели, ни сам черт, или какой-то там недоразвитый полукровка. А если кто вздумает надкусить – тут я не сомневаюсь – раскрошит зубы. В конце концов, вы же не шоколадка.
Говорить было легко и приятно.
— Почему ЗоТИ? Я сам не знаю. Никакими исследованиями я не занимался, к тому же терпеть не могу политику. Для политика я чрезвычайно умен. Просто кто-то должен выполнять неблагодарную работу, такую как наша с вами. Да и, подумать хорошенько, грязнокровка, преподающая защиту от чистокровных и их изобретений – это ли звучит не гордо? А я гордый, юная леди, тщеславный и хочу улучшить мир. Пусть берет пример с меня.

 Отправлено: 28.11.09 17:13. Заголовок: «Не есть?» - Каролин..

«Не есть?» - Каролина, было, открыла рот, чтобы спросить, что, собственно, профессор имеет в виду, но тут же его закрыла. Мистер Гэммел взял, как говориться, инициативу в свои руки и сам все объяснил. «Чтобы никто не посягнул на внутреннею горечь», - Шор аккуратно собрала подаренные сладости и прижала их к себе, как будто это были не просто леденцы и шоколад, а нечто более ценное – «Неужели этого будет достаточно? Неужели вот так просто?»

В уголках глаз защипало. Неожиданный букет эмоций, расцветший внутри, не только удивил Каролину, но и заставил стыдливо отвернуться к окну. Расплакаться в двадцать восемь лет из-за того, что кто-то подарил тебе конфеты… Нет, Каролина не считала это глупым. «Слезы – проявление слабости», - все время твердил мистер Шор, когда то и дело заставлял свою дочь проходить через испытания, не каждому взрослому посильные, - «Не позволяй окружающим видеть твою слабость, будь сильной… Будь сильной и прекрати реветь!» Прекрати реветь! Будь сильной! Сколько раз она говорила это себе? Сколько раз буквально затыкала рот руками, чтобы ни одного чертово всхлипа? Хотя, сейчас все немного иначе. Слезы Каролины не от боли, не от страха и уж тем более не от страданий. Тут все как в детстве. Когда ты, упав с велосипеда, рыдаешь в голос от боли, уверенный, что больнее, чем тебе, никому никогда не было и не будет, но стоит только, например, твоей маме обнять тебя, нежно улыбнуться или сказать что-нибудь теплое, и твои слезы принимают совсем другую форму – благодарности. Каролину тронуло то, что, возможно, вовсе и не имел в виду профессор Гэммел. Слезы, застывшие сейчас в ее глазах были проявлением почти детской благодарности за доброту и за заботу, за то, что оказался в нужном месте и в нужное время. Шор рассмеялась, прижав руки к лицу. Она вдруг поняла, что из Роберта вышел бы замечательный дедушка. Почти идеальный!

- Спасибо, Роберт, - Каролина все еще смеялась, как можно незаметнее убирая с лица признаки минутной слабости, - Я так и сделаю! Буду носить их все время с собой, а если вдруг кто решится «надкусить», раскрошу! Ей Богу раскрошу! Хотя, признаться, я не совсем понимаю, что Вы имеете в виду…

В последнее время Шор все чаще встречались люди, которых она, вся такая из себя независимая, самостоятельная и гордая, была готова слушать часами, плотно закрыв рот и склонив голову, к ним, словом, относился и мистер Гэммел. Раньше Каролина даже не допускала мыслей, что будет с таким восхищением в глазах слушать и, что более важно, пытаться правильно расслышать. Желание учиться всему, чему только можно научиться, стать лучше и сильнее ради самого дорого, самого драгоценного, пришло к ней во времена странствий по странам и континентам – среди чужих ландшафтов, запахов, еды и лиц. Как, в принципе, и уважение к прошлому. Любому его проявлению. Именно там, за границей, она поняла, что нельзя идти вперед, наплевав на то, что уже было. Только храня в себе память о прожитом, можно смело и ничего не боясь в будущее, а лучше своими руками, шаг за шагом, к Светлому!

- Очень гордо! Но, признаться, и вызывающе… Согласитесь, это привлечет к Вам нежелательное внимание, - Каролина тяжело вздохнула, - Но Вы в очередной раз правы. Кто, как говориться, если не мы? Я все же склонна думать, что человек, будь то волшебник или маггл, сам творит свою судьбу, которая, в свою очередь, творит его самого. Мы идем с ней рука об руку… И если кто-то запнется и упадет, упадет и другой. Если все время помнить об этом, возможно, человечество перестанет биться головой об стену. И мир изменится! Возьмет с Вас пример и изменится!

Каролина снова рассмеялась. Все-таки правы те, кто верит в палитры жизни. Не может у нее быть только два цвета… Просто не может и все.

 Отправлено: 29.11.09 08:33. Заголовок: — Не понимаете, что ..

— Не понимаете, что я имел в виду? — Гэммел откинулся на спинку сиденья, сцепил руки на груди. — Я сам не понимаю. Главное – работает. Что и как – не принципиально. Лишь бы работало.
Когда Бог раздавал комплексы, Роберт Гэммел в ультимативной форме требовал добавки мании величия. В мании величия нет ничего дурного – человек, способный признать собственные заслуги, наверняка, способен признать и чужие. Добросердечность, прозорливость, хорошее зрение в конце концов тут совершенно не при чем, дело в желании совершенствоваться, честолюбии, целеустремленности и, пожалуй, эгоизме. Роберт Гэммел слыл эгоистом, самым настоящим эгоистом, - самовлюбленный, болтливый тип, соседство с которым даже ростбиф заставляло почувствовать себя не в своей тарелке, а Гэммелу было хорошо. Везде и со всеми. Роберту Гэммелу хватало «быть», эпитеты прикладывались сами, наиболее скверные – об дверной косяк. Он любил жизнь, профессор Роберт Гэммел любил жизнь, жизнь – большинство не верит; зря, кстати, - любит людей. Чувства бывают только взаимными, безответной господь создал исключительно глупость. «Нет уж, черт с два, - подумал Роберт. – Больше никаких дураков. Дураков оставим Волдеморту. Мы будем говорить об умных. О нас с вами, юная леди Каролина. Побольше бы нас таких, умных и разных».
Поезд чуть ускорил ход. Ритмичный стук колес, приглушенный скрежет рельс, дрожащий пейзаж за окном убаюкивали. Многим нравится спать в поездах. Как здорово, должно быть полагают они, можно лежать; лежать, не двигаясь, судьба сама доставит тебя к конечной станции. Как хорошо позволить телу немножечко отдохнуть. Никакой суеты, никакой толкотни вечно спешащего мира, никакого шума и подметки ботинок остаются такими удивительно чистыми, удивительно гладкими, будто бы не придется им через час или два сойти на грешный… асфальт и снова тронуться в путь. Уже не обозначенный на карте, никем не проложенный, тернистый, вероятно, а все равно – путь. «Ну и отлично, решил Гэммел. – Была бы дорога, оставался бы мир, направление мы выберем сами». Сколь много сегодня прозвучало этого «сами». Верно мир действительно так легко устроен – достаточно иметь желание, дорога из желтого кирпича найдется. Битое стекло? Ничего страшного, если оно разноцветное. Опасна серость. Тишина и фатализм.
— Прекрасно сказано, Каролина! — Гэммел зааплодировал. — Великолепно и очень точно. Судьба – она такая, любит держаться за руки. Надо за это выпить. — Роберт достал из-за пазухи фляжку, сделал небольшой глоток и протянул девушке. — Бренди. Крепкий, как сталь и в голову бьет с такой же эффективностью. Но сегодня можно. Пьем за судьбу и пьем за дружбу. Да-да, Каролина, думайте, что хотите, отныне я считаю вас другом. — Голос Гэммела зазвучал серьезно. — Вдвоем падать не страшно. Рука, утянувшая вас на дно сейчас, через миг может оказаться рукой помощи. Да и падать на пару скорее забавно. Поэтому будем веселиться. Пусть скорбят одиночки.
И Гэммел улыбнулся. С каждым мгновением конечная цель становилась все ближе и ближе. Скоро поезд остановится, они сойдут на перрон; у каждого – своя дорога. Не слишком, конечно, прямая и все-таки, все-таки если параллельные однажды пересеклись – смена курса им не помеха. Если параллельные пересеклись – знаки препинания, вопросительные и восклицательные – им не угроза, ведь – согласитесь – всегда остается точка. Та самая, пересечения. Можно вернуться к ней. А пока…
А пока многоточие.